Пароход, следуя обозначенным белыми и красными бакенами извилистым ходовым фарватером, то огибал бесчисленные острова, поросшие березняком и елью, а в большинстве покрытые свежей зеленью тальниковых зарослей, то прижимался почти вплотную к скалистым обрывам материкового берега.
— Вы, как я понимаю, едете всем семейством, стало быть, на постоянное житье,— после довольно продолжительного молчания обратился Иван Кузьмич к Петру.— Если не секрет, в какое ведомство следуете?
— Никакого секрета,— широко улыбнулся Петр.— Назначен начальником кожевенного цеха Приленского кожевенно-обувного комбината.
Иван Кузьмич снова пристально посмотрел на Петра, но на этот раз скорее как-то озабоченно.
— На кожзавод, значит?..
— На кожзавод,— подтвердил Петр.
— Скажите... Петр Николаевич,— неожиданно и странно спросил вдруг Иван Кузьмич,— у вас деньги есть? — И, предупреждая недоуменный возглас собеседника, продолжил: —
Да вы не тревожьтесь, я не занимать у вас собираюсь, совсем нет. Напротив, уж если очень потребуется, могу и сам одолжить. Так вот, есть ли у вас деньги?
— Конечно, есть,— все еще недоумевая, ответил Петр.— Как же в дальнюю дорогу без денег.
— Очень хорошо! — обрадовался Иван Кузьмич.— Тогда слушайте меня внимательно. Завтра утром будет крупная пристань Мухтуя. Стоять там будем не меньше двух часов, а то и все три простоим. Так вот, как прибудем в Мухтую, вы сгружайтесь, идите в кассу и берите обратный билет.
— Не понял я вас, Иван Кузьмич.
— Сейчас поймете. Едете вы на кожзавод. А вы знаете, что это такое — кожзавод в городе Приленске?.. Откуда вам знать! Так вот, послушайте. Построен он в тридцатом году, то есть строили-то раньше, в тридцатом году пущен. За эти десять лет сменилось там одиннадцать директоров, сейчас управляет двенадцатый. А тех одиннадцать, предшественников его, всех до единого посадили. Да и этому двенадцатому тоже, надо быть, срок подходит.
— Простите, Иван Кузьмич, а откуда это вам все так хорошо известно?
— Дельный вопрос,— похвалил Иван Кузьмич.— Охотно поясню. Я служу в таком учреждении, где все известно. Нет, не в уголовном розыске. Я человек тихий. А служу я в Народном комиссариате финансов. У нас ведь Приленск столица республики, народные комиссариаты свои и Совнарком свой. Должность моя в комиссариате самая маленькая, но все, что касается ассигнований на промышленность и строительство, мою регистрацию проходит. По этой причине, что на любом предприятии случается, мне положено знать. И про эту директорскую карусель я вам все изложил доподлинно и точно.
— Но я же не директором еду, а всего лишь начальником цеха,— возразил Петр.
— Цеха-то какого?.. Кожевенного. А от него-то и все беды. И сколько директоров посажено, столько и начальников кожевенного цеха. А может быть, и больше, потому что некоторые директора, самые ретивые, до того как самим сесть, успевали начальника цеха посадить.
— А за что же их все-таки сажали? Или вам на этот вопрос трудно ответить?
— Нет, почему же. Директора посадят, а особенно начальника цеха, обязательно акт составляют, потому что за ним материальные ценности числятся. И копия акта обязательно к нам придет. А там указано.
— И за что же?
— Большей частью за умышленную, в акте так указывается, порчу кожевенного товара.
— Понимаю,— сказал Петр.— По-видимому, на этом несчастном заводе за все десять лет со дня его основания не было ни одного грамотного специалиста по кожевенному делу. В этом и разгадка всей этой затянувшейся уголовщины. Только в этом, уверяю вас, Иван Кузьмич. Технология кожевенного производства дело тонкое. Органика. Почти живое вещество. Весь процесс обработки происходит в растворах. И достаточно на какие-нибудь два-три градуса перегреть раствор или дать не ту концентрацию, все кожи расползутся в клочья.
— А у вас, считаете, не поползут?
— Не должны. Я окончил специальное учебное заведение и уже десять лет проработал на производстве.
— Стало быть, решили ехать?
— Обязан,— ответил Петр с улыбкой,— у меня командировочное предписание. К тому же большую часть выданных мне подъемных и суточных я уже проел.
— Шутите, а я серьезно за вас волнуюсь.
— Бог не выдаст, свинья не съест!
— Ну что ж,— сказал Иван Кузьмич, тоже улыбнувшись.— Это хорошо, что вы в себе уверены. Не обессудьте за неприятный разговор.
— Почему неприятный? Наоборот! Очень полезный разговор. Я вам, Иван Кузьмич, искренне благодарен за ваше предупреждение и... за добрые чувства.
За все оставшиеся дни пути они ни разу не возвращались к этому разговору, хотя беседовали не однажды и обычно подолгу.
Собственно, беседой это вряд ли можно было назвать. Говорил почти все время Иван Кузьмич, точнее, отвечал на вопросы. А вопросов и у Петра, и у Али было много. И надо ли тому удивляться: ехали-то на край света.
Миновали Олекминск. Лена, приняв могучие притоки — Киренгу, Витим, Олекму,— стала столь устрашающе необъятной, что утратила облик реки. Пароход шел словно по заливу и уплывал, казалось, в открытое море...
Все ближе цель путешествия. Всего осталось плыть не-
многим более полутысячи километров, но суровое дыхание Крайнего Севера все еще не чувствовалось.
— Скоро ли замерзать начнем? — спросила Аля прилен-ского старожила.
— Скоро, скоро,— успокоил ее Иван Кузьмич,— месяца не пройдет, как почувствуете якутский морозец.
— Еще месяц плыть до Приленска! — ужаснулась Аля.
— В Приленске, милая сударыня, будем послезавтра. Но там не холоднее, чем здесь. Да еще и рано холоду быть. Август — месяц летний, а летом какие холода.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130