— И она согласна отпустить тебя?
— Да, согласна.
— Тогда и я согласен,— как можно мягче произнес Петр.
Теплым, почти душным июньским вечером Петр провожал отъезжающих.
Нефедовы уже заняли свои места в вагоне. Даша молча стояла на перроне возле Петра. Все уже было переговорено, и наступили те последние томительные минуты, когда все — и отъезжающие, и провожающие — с нетерпением ждут отвального гудка.
И вдруг Петра словно кольнуло в сердце. Даша уезжает, и навсегда... Еще можно крикнуть стоящему у открытого окна Борису, чтобы выбросил Дашины чемодан и саквояж... Вполне можно успеть сделать это, но не хватило убежденности в том, что это необходимо.
Наверно, все это отразилось на лице Петра, потому что Даша порывисто обняла его и поцеловала нежно и крепко, как в первые дни их близости. Потом оторвалась и торопливо вскочила на подножку уже тронувшегося с места вагона.
Петр сидел в своем кабинете и готовился к уроку по истории СССР, который он должен был провести в выпускном четвертом «А» классе школы ФЗУ.
Материал был хорошо знаком с детства — разгром тевтонских рыцарей на льду Чудского озера,— но Петр никак не мог собраться с мыслями и решить, как понятнее объяснить, что такое рыцарский орден. Сосредоточиться мешали крики и шум, доносившиеся из вестибюля на первом этаже.
Там неизвестно кем и когда был поставлен настольный бильярд. И так как из трехсот с лишним учеников школы всегда кто-то оказывался свободен от работы и учебы (пришел раньше времени на смену, только что окончил ее в цехе учебной фабрики, а то и просто удален с урока), то игра на бильярде не прекращалась с утра до вечера.
Петр спустился на лестничную площадку между этажами и окликнул играющих. Увидев нового директора школы, некоторые из них смутились. Но не все. Высокий парень (по возрасту ему не могло быть больше шестнадцати, но роста хватило бы и на двадцатилетнего) в красной рубашке с кием в руках смотрел на Петра независимо, с едва приметной ухмылочкой. И еще несколько игроков вроде бы и не заметили появления директора.
— В классах идут уроки. Шуметь нельзя! — строго сказал Петр и поднялся к себе наверх.
Несколько минут в вестибюле было тихо. Потом снова стали слышны резкий металлический стук шаров и громкие выкрики.
— Вы что, не слышали? — спросил Петр, снова появляясь на лестничной площадке.— Или не поняли?..
Снова все стихло. Но едва Петр успел усесться за стол, как шум донесся снизу с удвоенной силой.
А что было дальше, Петр вряд ли сумел бы пересказать. Он сорвался с места, в несколько футбольных прыжков преодолел коридор и два марша лестницы, свалился сверху на остолбеневших игроков, вырвал из рук у высокого парня кий и что было силы хватил им по бильярдному столу. Кий разлетелся на несколько кусков.
— Вон отсюда! — крикнул взбешенный Петр, и всех игроков как ветром сдуло.
Потом вызвал к себе завхоза и приказал ему немедленно убрать бильярд из вестибюля.
— Куда убрать-то? — спросил завхоз.
— Куда хотите.
— Я поставлю в раздевалку на фабрике,— подумав, сказал завхоз.— Там никому не помешает.
— Поставьте в раздевалку,— согласился Петр.
Быстротечная, но впечатляющая сцена в вестибюле мгновенно стала известна в классах школы и цехах учебной фабрики. И, как потом дошло до Петра, вызвала разноречивые суждения.
Производственникам, мастерам и бригадирам учебной фабрики, строгость нового директора пришлась по душе. (Учебная фабрика была предприятием с законченным технологическим циклом. Она выпускала все виды обуви, изготавливаемой на обувной фабрике комбината. Всего восемьдесят тысяч пар в год, то есть примерно двести пятьдесят пар в сут-
ки.) Дисциплина в учебных цехах хромала, по этой причине часто срывалось выполнение плана, что прямо и достаточно болезненно сказывалось на зарплате производственников.
А вот среди учителей реакция была далеко не однозначной.
Учитель физики и математики, нервный и раздражительный, сдвинув на лоб очки в тонкой металлической оправе, решительно заявил:
— Наконец-то появился энергичный и смелый человек в этом вертепе!
На что учительница русского языка, обычно тихая и несколько меланхоличная девушка с толстой русой косой, возразила неожиданно резко:
— Вы что же, Василий Степанович, любой поступок унтера Пришибеева одобрите?
— Я, уважаемая Софья Никитична, кого угодно согласен одобрять, лишь бы порядок навел!
Петру, когда он узнал об этом обмене репликами в учительской, стало немного не по себе. Софья Никитична тоже состояла в хоровом ансамбле, а Петру совсем не хотелось, чтобы о его срыве узнали Елена Борисовна и особенно Алевтина Васильевна.
Они и узнали. Но, по-видимому, не осудили его. Елена Борисовна даже высказалась в том смысле, что приятно, когда человек наделен характером. И Алевтина Васильевна согласилась с нею.
С переходом на новую работу у Петра стало больше свободного времени, конечно, после того, как он освоился с новыми своими обязанностями. Петр не сразу согласился уйти из раскройного цеха, Александру Ефимовичу пришлось долго убеждать его. Пост директора школы ФЗУ в местной табели о рангах был значительно выше, нежели должность начальника цеха. Он шел следом за постами технического директора комбината и технического руководителя завода. Иначе говоря, на служебной лесенке он занимал (если не считать директора комбината, которого к тому же до сих пор еще не назначили) третье место, сразу после Александра Ефимовича Дерюгина и Михаила Ивановича Михайлова, что, кстати, подтверждалось и размером должностного оклада.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130