Даже купаться охотников нет. Полы у палаток подняты и подвязаны к кольям, чтобы тянуло ветерком, отдувало духоту.
Все кадровые командиры еще с вечера отбыли в город, разъехались по домам. За старшего начальника в лагере — старшина эскадрона.
Петр тоже укрылся в палатке от палящего зноя и позволил себе всхрапнуть в свое удовольствие. Не часто удается разрешить себе такую роскошь. У старшины всегда дел невпроворот. А если и выпадет минута, когда, кажется, что все переделано, обязательно сам старшина кому-нибудь понадобится. Такая уж необходимая должность. Вот только в такой день, когда главных начальников нет, он сам себе командир, только тогда и передохнуть.
Проснулся уже под вечер. И не сам проснулся — пришел дежурный по лагерю Семен Кобчиков. Попросил разрешения побаловаться рубкой лозы, да и не то чтобы побаловаться — скоро дивизионные соревнования, лишний раз потренироваться.
Ну что ж. Жара схлынула. С воды потянуло свежим ветерком. Можно выбраться из палатки. Петр и сам не прочь поразмять руку. Не так уж много осталось служить: месяца три, от силы четыре. А на гражданке где получишь такое удовольствие!.. Словом, разрешение было дано.
— Так я пошлю дневальных нарубить лозы,— сказал Семен Кобчиков.
— Посылай, только чтобы хорошей нарубили.
— Пошлю старослужащих.
Кобчиков ушел, а Петр не спеша стал собираться. Умылся, оделся, обулся. Подтянул потуже снаряжение. Прицепил шашку, а полевую сумку отстегнул, чтобы не мешала в рубке. Пошел к коновязи, потрепал по крутой шее радостно встретившую его Выдру, сам аккуратно заседлал ее. Вскочил в седло и шагом поехал на берег, к броду, которым ходили на остров.
Дневальные, отправленные на остров за лозой, еще не вернулись.
— Кого послал? — спросил Петр у Кобчикова.
— Иванушкина и Шеремета,— ответил тот.
— Нарубит тебе Иванушкин. Нашел кого послать,— упрекнул Петр.
— Не было других под рукой. Они сегодня дневалят по палаткам,— оправдался Кобчиков. Повернулся лицом к острову и зычно крикнул: — Кончай рубить! Неси, сколь есть!
Первым из тальниковых зарослей вышел Иванушкин. Он нес огромный пук лозы, и Петр даже успел подумать, что совсем зря отозвался плохо об Иванушкине.
Иванушкин спустился к воде и неторопливо двинулся вброд. Протока была неглубокой, воды чуть повыше колена, и все бы обошлось, но старательный Иванушкин связал пук не по своей силе. Вместо того чтобы нести его на плече, придерживая рукой, он тащил пук, обхватив его обеими руками, прижимая к груди, да еще и топор мешал ему. Длинные свисающие концы лозин касались воды, быстрое течение рвало пук из рук Иванушкина, и он незаметно для себя сдвигался все дальше от брода на более глубокое место. Вода уже доходила ему до пояса.
— Бросай пук!— закричал Петр изо всей силы.— Слышишь, бросай!..
— Бросай!..— кричали все, кто был на берегу.
Но перепуганный Иванушкин не слышал криков или не понимал, чего от него хотят. Он уже не шел вперед, а лишь упирался, стараясь удержаться на месте.
Петр опомнился прежде других. Соскочил с лошади и кинулся вниз по склону, на бегу расстегнул и сбросил снаряжение вместе с шашкой.
Вода уже была Иванушкину по грудь, и он, смертельно перепуганный, судорожно вцепился в пук лозы, который тащил его за собой в глубину.
Секунду или две Петр потерял, сбрасывая сапоги. За эти секунды и случилось непоправимое. Иванушкин поскользнулся, выпустил пук и тут же скрылся под водой.
Петр нырнул почти вслед за ним. Оцарапал лицо об острый камень, проплыл под водой несколько метров, безрезультатно обшаривая впадины на дне протоки. Когда вынырнул, то увидел на поверхности воды только краешек пука лозы, уносимого быстрым течением. Иванушкина не было.
Петр нырял снова и снова до полного изнеможения. К нему присоединились еще несколько человек. Но все их старания ни к чему не привели.
Вскоре Семен Кобчиков пригнал откуда-то рыбацкую лодку. Прошли вниз по течению вдоль берега, тщательно всматриваясь и обшаривая каждый залом кустов, торчащих из воды, каждую промоину на берегу...
Искали, пока не стемнело. Вернувшись в лагерь, Петр немедленно отправил в город помкомвзвода с кратким рапортом командиру эскадрона о происшествии.
Ночь прошла без сна. Конечно, виноват во всем он, Петр Калнин... Он разрешил рубку лозы. Он разрешил послать бойцов на остров. Он, конечно, не знал, что пошлют Иванушкина,— тем хуже: должен был знать, кого пошлют... Иванушкин был еще на острове живой, когда Петр узнал, кого послали. Мог тут же отозвать... Должен был подумать, каково перебираться через быструю протоку. Да чего там подумать!.. У него на глазах маленький тщедушный Иванушкин с непосильной ношей в руках ступил в воду. Надо было остановить его, приказать бросить пук, послать за этим огромным пуком лозы другого, более сильного бойца... Уж он-то знал, что представляет собою Иванушкин. У него на глазах и утонул Иванушкин... Он, Петр Калнин, виноват, и только он... Со всех сторон виноват: и по должности виноват, и по совести...
Долгополенко приехал рано утром вместе с уполномоченным особого отдела. Это был тот же самый командир с мятым шрамом на левой щеке, который так настоятельно призывал к бдительности на митинге после убийства Сергея Мироновича Кирова. Только теперь на петлицах у него вместо трех квадратов поблескивала продолговатая шпала.
Петра сразу же вызвали в штабную палатку. Командир эскадрона и уполномоченный особого отдела сидели за столом. Кроме них, в палатке никого не было.
— Доложите! — коротко приказал командир эскадрона. Петр подробно пересказал, как все произошло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130