..
А еще через две недели исключили из партии технического директора Александра Ефимовича Дерюгина и секретаря парткома Аркадия Зыкина как пособников врага народа.
Теперь у Петра не было и тени сомнения. Сашу Дерюгина и Аркашу Зыкина он знал много лет, водил с ними дружбу и в личной их честности был убежден. И многие другие были убеж-дены и так же, как он, просили слова.
Но первому же выступившему в защиту Дерюгина и Зыкина возразил представитель горкома; возразил, начисто отметая все его доводы:
— Да, возможно, что лично они не вредили. Но они были ближайшими помощниками разоблаченного врага народа. И должны были разглядеть, кто работает с ними рядом. А они его во всем поддерживали, иначе говоря, покрывали. То есть были прямыми его пособниками. За это и должны отвечать перед партией.
После такого авторитетного разъяснения бесполезными становились дальнейшие разговоры, ибо вина исключаемых состояла в том, что они работали каждый на своем посту. Опровергнуть это было невозможно. И участь обоих была решена.
Уже и самому Петру впору было встревожиться за себя. Всего за неделю до ареста директора комбината на заседании парткома Петра приняли в кандидаты партии. А рекомендации
ему давали (по действовавшему тогда уставу требовалось пять рекомендаций) двое рабочих из раскройного цеха, технический директор комбината Дерюгин, секретарь парткома Зыкин и... разоблаченный ныне враг народа Басурмицын.
В такой ситуации можно было ждать любой кары. Правда, исключать Петра было еще неоткуда.
Вскоре после обеденного перерыва Петра вызвали в отдел кадров. Якимов, как всегда, подтянутый, в наглухо застегнутом синем френче, сообщил Петру, что он должен в четырнадцать ноль-ноль явиться в гостиницу «Центральная», в номер двадцать третий.
— Зачем? — спросил Петр.
— Там узнаете,— важно ответил Якимов.
— Хочу узнать здесь,— уже закипая, возразил Петр.
— Многого хотите!
— Послушайте, любезный,— усмехнулся Петр.— Я вам не подчинен и распоряжения ваши выполнять не обязан. Если не объясните, почему я должен идти в этот двадцать третий номер, то я просто не пойду.
Якимов понял, что перегрузил свой корабль.
— Вас вызывает следователь по особо важным делам.
— Так бы сразу и сказали.
Следователь по особо важным делам, тридцатилетний худощавый блондин, роста чуть выше среднего, был в отличие от Якимова вежлив и даже приветлив. Он вышел из-за стола, за которым сидел в глубине номера, радушно поздоровался и широким жестом пригласил сесть в глубокое мягкое кресло. И только усадив посетителя, уселся сам на жесткий стул по другую сторону стола.
— Вы, конечно, понимаете, почему я пригласил вас,— сказал следователь.
— Нет,— чистосердечно ответил Петр.
— Ну как же так,— улыбнулся следователь.— Вы один из руководящих работников комбината, на котором произошли такие...— он поискал слово и сразу не нашел его,— такие события...
— Какие события?
— Разве вам не известно, что директор комбината арестован как враг народа?
— Только это мне и известно.
— Разве этого мало?
Петру нечего было ответить, и особо важный следователь сам продолжил:
— Вы работали рядом с ним, и, естественно, все его действия у вас на виду.
— Не понимаю, о каких его действиях вы говорите.
— Не понимаете, о каких?.. Вы же сами подтвердили: вам известно, что Басурмицын арестован как враг народа. Какие же действия могут быть у врага? — И, не дожидаясь ответа, сказал себе сам:— Только вражеские!..
Петр уже понял, зачем его пригласили. Вызвавший его следователь знает, что Дмитрий Илларионович Басурмицын враг, и от того, что скажет или, выражаясь точнее, покажет он, Петр Калнин, ничего в предопределенном ходе событий не изменится... Но он, Петр Калнин, даже если бы очень захотел, не смог бы отыскать в действиях директора что-либо вражеское. Больше того, он был убежден, что Дмитрий Илларионович Басурмицын директор не просто хороший, а исключительный, которого можно поставить в образец... Но вот ему, Петру Калнину, говорят, что Басурмицын враг и действия его вражеские, и ждут от него (а что ждут — и понятно, и видно), чтобы он подтвердил это...
Следом должна была прийти мысль: зачем же ждут, когда уже знают?.. Но до этой мысли Петр додуматься не успел: времени не хватило.
— Я вижу, вы человек неразговорчивый,— сказал следователь вроде бы шутливо, но уже без улыбки.— Позволю себе задать вам несколько вопросов.
Он перебрал лежащие перед ним на столе бумаги и снова заговорил, но уже сухо, по-деловому:
— Первый вопрос. Известно ли вам, что по распоряжению бывшего директора Басурмицына построены три многоквартирных дома в сырой, заболоченной лощине?
— Когда строились эти дома, я служил в армии,— ответил Петр.— Не знаю, кто распорядился их строить.
— Директором комбината в то время был Басурмицын,— возразил следователь.— Без согласия директора комбината могли построить дома?
— Не могли.
— Отлично. Пойдем дальше. Вам известно, что место, где построены дома, сырое, заболоченное?
Петр постарался вспомнить, как выглядела эта лощина несколько лет назад. Она примерно на полпути, если идти с фаб-
рики на стадион, и Петру не раз приходилось пересекать эту лощину. Довольно широкая впадина между лесистыми холмами, очень полого спускавшаяся к дороге, соединяющей город с железнодорожной станцией. Лощина густо поросла сочной травой, а нижняя часть ее, приближавшаяся к дороге, была кочковата и щетинилась кустиками осоки. В сухую погоду станционные мальчишки гоняли здесь мяч по курчавой траве, но после сильных и продолжительных дождей лощина, особенно придорожная ее часть, действительно становилась похожей на болото.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130