Как всегда, в конечном счете все шишки валились на голову начальника раскройного цеха.
В этой неблагодарной должности состоял тогда пожилой уже человек, опытный производственник Евстафии Лукич Кручинин. Был он из старых опытных раскройщиков, многолетней работой и примерным усердием поднявшийся до хло-
потной должности мастера и в конце концов — хоть и не имел технического образования, да и общее закончилось на четвертом году обучения — назначенный начальником цеха. Инженерная должность не добавила форсу Евстафию Лукичу: галстука он не, осилил, ходил всегда в сатиновой косоворотке и рабочей куртке (в цехе куртка сменялась темным халатом) — и всем своим видом, особенно свисающими казацкими усами, напоминал того рабочего, который на повсеместно известном плакате разбивал тяжелым молотом цепи, опутывающие земной шар.
Когда шишки посыпались особенно густо, Евстафий Лукич взорвался:
— Надоело мне каждый день выслушивать одно и то же! В начальники не напрашивался. Предупреждал загодя: моей грамоты для такой должности не хватит. Кожу прибыльно раскроить сам умею и другого научу. А все эти комплекты, чтобы пять пар одного росту, семь пар другого, десять пар третьего, не могу. Решительно и в последний раз заявляю: отказываюсь! Освобождайте по-хорошему!
Сказано было, вообще-то, не в первый раз, но столь категорично впервые. И технический директор Александр Ефимович Дерюгин точно уловил: струна натянулась до предела, вот-вот и лопнуть может.
— Евстафий Лукич, вполне тебя понимаю, понимаю и сочувствую,— сказал он начальнику раскройного цеха.— Но войди и ты в мое положение. Не могу же я сразу вот так, сегодня же, тебя освободить. Замена нужна. А начальники цехов, сам знаешь, на дороге не валяются.
— Плохо смотрите,— резко возразил Евстафий Лукич.— Один вон третий месяц по юфтевому цеху взад-вперед прогуливается. Ему ли в сменных мастерах околачиваться! Не один год цехом начальствовал...
— Но не раскройным,— парировал Александр Ефимович.
— Он в штамповке начальствовал,— не обращая внимания на возражение технического директора, продолжал Евстафий Лукич,— а там дело куда хитрее. Наш комплект — пара голенищ да пара головок, и все тут, а там пара подошв, пара стелек, пара подметок, пара задников, пара набоек... Да что мне вам рассказывать, а то вы не знаете.
— Об этом стоит подумать...— как бы про себя произнес Александр Ефимович и тут же оборвал сам себя:— Но мы отвлеклись...
И направил планерку по накатанному руслу.
В тот же день в конце первой смены Петра вызвали к техническому директору.
— Помнится, я сказал, что посылаем тебя в юфтевый ненадолго,— обратился к Петру Александр Ефимович.
— Было сказано,— подтвердил Петр.
— Так вот. Отыскалась и тебе настоящая работа...-Остановился, как бы ожидая вопроса, но, не дождавшись его, закончил:— Начальником раскройного цеха. Как смотришь?
Нельзя сказать, что предложение это очень уж обрадовало Петра. Его, понятно, больше интересовало кожевенное, а не обувное производство. В кожевенном деле у него и опыта, и знаний было побольше. Но хорошо хоть то, что сочли все-таки нужным спросить его согласия...
Впрочем, иллюзия эта тут же была развеяна.
— Приказ я уже подписал,— добавил Александр Ефимович.
В который уже раз приходилось Петру приниматься за новое для себя дело. Он и сам успел заметить, что начальство частенько пересаживает его с грядки на грядку, особо не раздумывая, приживется ли... Видно, уповали на его живучесть, смекалку и старательность. Конечно, приятно, когда начальство о тебе хорошего мнения, но приниматься за новое дело всегда нелегко. Кстати, не такое оно и простое.
С одной стороны, как совершенно правильно отметил Евстафий Лукич, скомплектовать дневной наряд в раскройном цехе значительно проще, нежели в штамповочном. Все-таки не тысяча видов различных деталей, а всего сотни полторы. Зато, с другой стороны, на вырубке этих тысяч разнообразных деталей в штамповочном цехе заняты всего десять — двенадцать рубщиков на тяжелых прессах, а в раскройном цехе, где раскрой ведется вручную, этим делом занято более сотни раскройщиков. И вполне понятно, спланировать работу ста человек гораздо сложнее, нежели работу десяти.
Словом, как оно обычно и получается, та работа проще и легче, которую назначено делать не тебе, а другому. Зато своя работа, если, конечно, она настоящая и намерен ее сделать не как-нибудь, не халтуркой, а как должно быть,— такая своя работа всегда нелегкая.
На новой работе Петру очень пригодился опыт, полученный когда-то в штамповочном цехе. Он постарался полностью использовать нажитое. Прежде всего заручился согласием
Александра Ефимовича назначить Кручинина помощником начальника раскройного цеха, а также согласием самого Евстафия Лукича принять это назначение. Затем в первый же день совместной работы поговорил со своим помощником по душам: начал с откровенного признания, что в раскройном деле не много смыслит, и прямо сказал, что всецело полагается на его богатейший многолетний опыт и твердо рассчитывает на его помощь и поддержку.
Поговорили хорошо и друг друга поняли.
— А теперь,— сказал Петр в завершение разговора,— продолжайте работать так же, как работали. Меня, считайте, как будто и нет. Я несколько дней погуляю по цеху, присмотрюсь к делу. Единственное, что сразу возьму на себя,— это на планерки буду сам ходить.
— Чтобы, значит, за мои грехи вам шею мылили,— усмехнулся Евстафий Лукич.— Ладно ли так-то?..
— Очень даже ладно, — засмеялся Петр.— Ну, посудите сами. Вы дело знаете, а для меня оно пока что темный лес.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130