Нельзя сказать, чтобы Петр совсем уж был лишен честолюбия, нет, он ценил, что его хотят повысить по службе, но ему представлялось, что в новой должности он будет смахивать на охотника, устремившегося сразу за двумя зайцами. Зай-
мешься школой — упустишь фабрику, займешься фабрикой— упустишь школу.
— Ну а как же у меня,— убеждал его Александр Ефимович,— и завод, и фабрика, и та же школа ФЗУ?
— У вас,— возражал Петр,— на заводе Михайлов, на фабрике Собакин, кто-то и на школе ФЗУ...
— Так же и у тебя. За учебные дела отвечает завуч. За производство тоже есть с кого спросить. Кроме бригадиров-наставников сменные и старшие мастера в каждом цехе, а над ними старший мастер фабрики. А твое дело — спрашивать с них.
Так оно и оказалось, как говорил Александр Ефимович.
Спрашивать с других, в общем-то, легче, чем самому работать. Конечно, если есть с кого спрашивать. А тут было с кого спросить. И завуч, и старший мастер дело свое знали, к тому же и себя достаточно уважали, чтобы не доводить до положения, как говорится, мордой об стол.
Петр правильно оценил своих помощников и понял, что от него требуется не начальственное рвение, а повседневная помощь, и прежде всего в подтягивании дисциплины, потому что ученики — это не кадровые рабочие: возраст не тот и соответственно прыти больше, а смысла меньше.
Совершенно непредвиденно пришлось самому осваивать новую специальность. Ввиду отъезда из города уволился учитель истории. Замену завуч не смог сыскать. Доложил директору; посоветовались и решили временно перекроить расписание: передать часы истории другим педагогам, с тем чтобы потом, когда сыщется историк, вернуть ему часы.
— А найдете? — спросил Петр завуча.
— Буду искать...— ответил завуч без особой, впрочем, уверенности.
И тогда Петр неожиданно для самого себя предложил:
— А может быть, мне попробовать?
И рассказал завучу, что всегда увлекался историей (правда, преимущественно историей всемирной, в школе же изучали историю СССР), прочитал массу учебников, в том числе такой капитальный, как Лависс и Рамбо, не говоря уже об исторических романах.
Завуч непритворно обрадовался:
— Ищем топор, а он под лавкой!
О новом витке своей служебной карьеры Петр сразу же написал Даше. Он не торопил ее с возвращением, но из подтекста письма нетрудно было понять: во-первых, теперь, после
того как он принял новую должность, об отъезде не может быть и речи; во-вторых, такого оклада, какой у него здесь, там ему не дадут, и, стало быть, отпадает главная причина, побуждавшая ехать.
Ответ пришел от Бориса. Даша заболела какой-то особо злокачественной лихорадкой и находится в больнице. Болезнь протекает довольно тяжело.
Беду обсудили и решили: Капитолине Сергеевне надо ехать к больной. Через день она уехала, Юленьку забрали дед и бабка в тепличное хозяйство, и Петр остался домовничать один. Впрочем, в своей квартире он только ночевал, обедать почти каждый день ходил в домик с окнами на лесную опушку.
Первый концерт готовили особенно тщательно. Елене Борисовне не хотелось ударить в грязь лицом. К тому же она возлагала на первый концерт ансамбля особые надежды.
Сейчас в ансамбле, думала она, в основном рабочие и служащие комбината. Но, конечно, в городе есть музыкальные люди, есть голоса. Если концерт удастся и привлечет внимание, в ансамбль придут новые голоса, среди них и музыкально подготовленные. Можно будет обогатить программу, обратиться к классике, пробиться на областную, а может быть, и на всесоюзную олимпиаду...
Вот как много зависело от первого концерта. Поэтому Елена Борисовна не стремилась уложиться в назначенный ею самой двухмесячный срок. Да ее никто и не торопил. Завклу-бом сказал, что его вполне устроит, если ансамбль подготовит концерт («Конечно, хороший!» — подчеркнул он) к Октябрьским праздникам.
— Подготовим гораздо раньше,— заверила его Елена Борисовна.— А к празднику специальный, праздничный.
Наступил и день первого концерта. Красочные афиши, изделие клубной изостудии, были расклеены в центре города еще за неделю. К немалому удивлению участников ансамбля, концерт был платным. На этом настояла Елена Борисовна.
Заведующий клубом сперва возражал:
— Интересно вам выступать в пустом зале!
— Сколько в вашем зале мест? — Почти восемьсот.
— Двести билетов я вам гарантирую, хотя почти уверена, что продадут и четыреста.
— А то было бы восемьсот.
— Вы ничего не понимаете! — с трудом сдерживая раздражение, втолковывала Елена Борисовна заведующему клубом.— Мне,— она тут же поправилась,— нам один человек, купивший билет, дороже десяти бесплатных зрителей. — Почему?
— Билет купит тот, кто любит и понимает музыку.
— Пусть и он идет бесплатно,— не сдавался заведующий клубом.
— Не пойдет! Бесплатно — значит, плохо. По билетам —• может быть... надо сходить, послушать.
Опасения заведующего клубом не подтвердились. Почти все билеты были распроданы.
Хористы задолго до начала концерта были на месте. Петру пришлось отпроситься с технического совещания, иначе не успел бы сходить домой перердеться. Александр Ефимович отпустил, но покачал головой укоризненно.
Рояль выкатили к левому краю сцены и так развернули, чтобы всем хористам видно было Елену Борисовну, которая по необходимости совмещала обязанности дирижера и аккомпаниатора.
Хористки, разодетые, нарумяненные, с тщательно подведенными бровками и ресничками, одна за другой подбегали к «глазку» — крохотной дырочке в тяжелом бархатном занавесе. То и дело слышались их взволнованные возгласы:
— Народу-то!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130