Хорошо передана стремительность события и его неожиданность для окружающих, но мул не был слепым и знал, к какому колодцу он бредет. Так, по крайней мере, нам представляется.
Прежде всего следует заметить, что, сколько бы лет ни осталось за плечами автора к моменту появления первой его книги, позывы к изложению своих мыслей или фантазий на бумаге овладевают потенциальным сочинителем, как правило, едва не в младенческую пору. Можно, конечно, возразить: дескать, в детстве все пишут стихи. Не все. Точно так же, как не все пытающиеся писать в детские, отроческие или юношеские годы становятся затем профессиональными писателями. Но зато все ставшие ими начали водить пером по бумаге в ранние годы.
И вот тут я передам ненадолго слово самому Петру Николаевичу. У него получится короче и потому понятнее. «Хорошо помню, что мне не было и десяти лет, когда я писал длинный роман о приключениях храброго путешественника Тома Смита, навеянный книгами Жюля Верна и в еще большей степени Луи Буссенара. Избранная мною форма развернутого повествования не позволила мне добраться до его конца, и миру так и остались неизвестными приключения и злоключения отважного Тома Смита.
Позднее, уже в старших классах, довелось вести школьный литературный журнал, для которого приходилось писать стихи и рассказы: журнал не располагал площадью, потребной для романа. Затем, уже обучаясь в политехникуме, несколько раз принимался за роман из студенческой жизни. Таким образом, попытки были, и все время тянуло к просторной форме». Рукопись, которая стала потом первой книгой Петра Николаевича, была написана, как мы уже знаем, через несколько
лет после войны. И снова роман, с тем только отличием от предыдущих, что на сей раз он был дописан до конца. Так что же послужило тем эмоциональным толчком, который побудил не только взяться за перо, но и не выпускать его из руки, пока рукопись не была завершена?
Чтобы понять, что толчок должен был быть достаточно впечатляющим, надо принять во внимание, в каких условиях писалась книга. Исполнение многосложных обязанностей директора завода отнимало у Петра Николаевича не менее десяти, а то и одиннадцати часов в сутки. Ежедневно он выходил из дому ровно в восемь часов утра, и не было факта, чтобы возвратился домой раньше шести часов вечера. Это в тех случаях, если не было в тот день никаких собраний, заседаний, пленумов, сессий, конференций. Когда же таковые случались (а случались они очень даже часто), то приходилось возвращаться домой гораздо позднее. Практически посидеть за листом бумаги можно было только ночью, то есть отрывая время от сна. Выручали молодость и, как теперь принято говорить, «хорошая спортивная форма».
Так что же все-таки послужило толчком?.. Ответ на этот вопрос мы искали вместе с Петром Николаевичем. И, восстанавливая в памяти атмосферу тех дней, оба согласились, что дать однозначный ответ трудно, а может быть, и невозможно. По-видимому, не одна причина повлекла за собою результат...
Петр Николаевич внимательно следил за текущей литературой, старался прочитать все наиболее значительное из того, что появлялось в эти годы." Своего рода компасом в книжном море служили ежегодные постановления о присуждении Сталинских премий по литературе.
«Василий Теркин» Твардовского, «Буря» Эренбурга, «Белая береза» Бубеннова, «Счастье» Павленко, «Дни и ночи» Симонова, «В окопах Сталинграда» Некрасова, «Кружилиха» и «Спутники» Пановой, «Непокоренные» Горбатова, «Повесть о настоящем человеке» Полевого, «Водители» Рыбакова, «От всего сердца» Мальцева и многие другие книги были отмечены премиями.
У всех этих книг было общее — все они посвящены были изображению народного подвига в годы Великой Отечественной войны, подвига ратного и трудового.
И вот, обдумывая прочитанные книги, Петр Николаевич не мог не заметить, что когда речь шла о трудовом подвиге, то описывалось преимущественно, как трудились рабочие оборонных заводов, дававших фронту танки, самолеты, орудия, бое-
припасы, то есть те, кто трудился непосредственно для фронта. И это было логично: «Все для фронта, все для победы!» Но разве остальные труженики тыла работали не на победу?.. И не только те, кто шил сапоги или шинели для солдат, выращивал хлеб, но и те, кто делал карандаши, которыми писали в школе наши дети... Ведь жизнь-то не останавливалась!.. В этом и проявилось великое мужество народа... И значит, труд каждого советского человека, если он работал честно и самоотверженно, был трудом «для фронта, для победы». Вот к такому итогу пришел Петр Николаевич, осмысливая прочитанные книги и вспоминая прожитые военные годы.
Да, где бы ни работал, если работал честно... Вот как Агафонова Таня... Почему вспомнилось именно о ней?.. Можно объяснить. Муж ее ушел на фронт в первую же неделю войны. Таня пришла на завод. На удивление быстро освоила машину и стала одной из лучших работниц в цехе. Маленькая, на вид хрупкая женщина обгоняла рослых и сильных. У нее было двое малышей, а на втором году войны она приютила еще двух племянников, сыновей внезапно умершей сестры. Четверо детей: младшему — три, старшему — восемь... Всех надо накормить, обшить, обмыть, притом что работали на заводе не меньше десяти часов, а когда не ладилось с планом, то и по двенадцати. И зачастую без выходных — то субботник какой, то прорыв в плане.
Как она при такой сумасшедшей нагрузке управлялась с четырьмя малышами?.. Не день, не два, а почти полторы тысячи дней и ночей!.. И ни разу никто' не слышал от нее ни ропота, ни стона.
А дальше я записал точно слово в слово, как рассказывал Петр Николаевич:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130