На волейбольной площадке возле длинного дощатого барака, в котором помещался кожзаводский клуб, собралась молодежь.
— Петр Николаич, идите к нам! — закричали ему с площадки.— Шестого не хватает...
Петр, забыв про ушибленную ногу, проворно выскочил в окно и быстрым шагом направился к играющим.
Веселая и суматошная игра была в самом разгаре, когда раздался густой басовитый гудок электростанции. Шесть часов — конец первой смены.
Петр вышел на подачу и только собрался послать сильный и хитрый мяч, как его окликнули:
— Петр Николаич! Вас зовут из дому. Вон Алевтина Васильевна машет вам рукой из окна.
Оглянувшись на окно своей квартиры, Петр увидел, что Аля, необычно возбужденно жестикулируя, пытается что-то сообщить ему.
— Скорее, скорее! — кричала Аля.— Передают важное правительственное сообщение! Речь Молотова!..
Петр подбежал к окну и заглянул внутрь комнаты. Аля, непривычно растерянная, приникла к репродуктору и напряженно вслушивалась в слова, вылетавшие из круглой черной тарелки.
Глафира Федотовна стояла посреди комнаты, опустив руки. Лицо у нее было окаменевшее, чужое.
— Война...— негромко и глухо сказала она Петру.
Петр находился в приемной Инчутина уже более получаса. Было сказано, что у Василия Егоровича председатель горсовета и управляющий трестом «Лензолото». А ему велено ждать. Всего немногим более месяца прошло с тех пор, как был он в кабинете секретаря горкома в последний раз. Было это вечером того недоброго дня, когда прозвучал по радио голос беды. Сразу после речи Молотова весь партийный актив города без всякого вызова собрался в горкоме партии.
— Мы, весь народ наш ждали этой войны,— сказал тогда секретарь горкома Инчутин,— но надеялись, что она придет в наш дом позднее... Мы не благодушествовали, мы готовились к бою. Мы упорно работали. Но теперь этого мало. Теперь каждому придется работать за двоих, за троих... Многие уйдут на фронт. Тот, кто останется, будет работать за себя и за ушедших...
— Я воевал в гражданскую,— произнес высокий седой человек.— Меня обучили воевать. Мое место там, на фронте».
И еще несколько голосов громко заявили о том же.
— Все вы мобилизованы партией,— строго ответил Инчутин.— Каждому будет сказано, где ему быть... А сейчас все по своим местам. Соберите людей и скажите им: теперь всё для победы! И сделайте так, чтобы до каждого сердца дошли слова партии: «Наше дело правое. Победа будет за нами!»
Петр хорошо помнил, как ждал он, да, наверно, и остальные тоже, еще каких-то слов от секретаря горкома. Но что он мог сказать им еще?..
Через несколько дней ушел из Приленска первый пароход с мобилизованными в армию. В числе их были сорок два рабочих и служащих кожкомбината. Не только семьи моби-
лизованных, но и все свободные от смены пришли проводить их. Отъезжающим дозволили проститься накоротке. Жена строгаля Сергея Агафонова Таня, маленькая, хрупкая, похожая на девчушку, припала молча к нему, и не было, казалось, силы, которая могла бы оторвать ее. После повторной команды: «Становись в строй!» — Сергей поцеловал ее, как ребенка, в голову, бережно отстранил от себя и занял свое место в строю.
На дебаркадер провожающих не пустили. Петр стоял на берегу в толпе женщин и детей. Погрузка закончилась. Отъезжающие заполнили обе палубы. Сергея Агафонова видно было в любой толпе — без малого выше на голову всех остальных. Таня не спускала с него глаз, а по лицу медленно текли слезы. Потом она почувствовала чужой взгляд, обернулась к Петру и посмотрела на него сухими глазами. Взгляда этого Петру не забыть никогда...
Несколько дней Петр провел почти что в смятении. Да, конечно, «каждому будет сказано, где ему быть...». Но ведь могут и забыть, могут и ошибиться, люди же решают, не боги... И он, молодой, здоровый и сильный, к тому же отбывший действительную и знающий армейскую службу, будет сидеть здесь, тогда как его место т а м...
Тем более что с тем же пароходом, на котором потом увезли первую партию мобилизованных, прибыла Петру замена. Да, вполне можно сказать так. Прислали специалиста с образованием, окончившего Московский технологический институт, на должность главного инженера кожкомбината. К тому же женщину!.. Вот это действительно в данных обстоятельствах полноценная замена.
Иначе сказать, теперь имел он моральное право идти, просить, требовать, в конце концов... Но к кому идти?.. К Василию Егоровичу бесполезно. Секретарь горкома достаточно ясно и четко определил свою позицию. Пойти мимо него — все равно завернут к нему, его не минуешь...
В таких терзаниях и сомнениях проходили дни и ночи. Точнее сказать, ночи: днем мало оставалось времени на терзания и сомнения. Новые и новые сложности и трудности сыпались как из рога изобилия... Уходили из цехов мужчины, на их места вставали женщины и подростки. Их надо было обучать, многие из них впервые видели станок... Да и сколько ни учи, разве даст мальчишка ту производительность, то качество, что давал ушедший на войну мастер...
Приходили изредка наниматься и мужчины. Иного по отбытии срока из колонии выпустят, другой заявится откуда-то из тайги или из тундры: все-таки Крайний Север. Здоровые приходили мужики, но первое условие: давай, хозяин, жилье! А где его взять? Уходя на фронт, семью с собой не берут, она остается, стало быть, и квартира не освобождается... Придут, спросят, услышат, что нет, и, понятно, уходят. А со своими квартирами только женщины и подростки...
А несколько дней назад донесся из Москвы первый тревожный отголосок войны. Снабженцы из наркомата сообщили, что экстрактовые заводы, расположенные в Белоруссии, выбыли из строя, и потому в снабжении дубильным экстрактом возможны перебои.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130