И тут же представилась Петру и, не теряя попусту времени, пригласила его на первый тур вальса.
Далеко не первый раз в жизни Петру легче было бы провалиться на месте. Не мог он признаться такой славной девушке
в своем постыдном пороке: именно так расценивал Петр свое неумение танцевать. Пришлось солгать.
— Обязан вернуться в эскадрон к вечерней поверке. Только-только успею — сказал он заметно огорченной Тоне и, собрав все силы, отважился еще пошутить: — Вот выйду в командиры, уж тогда мы с вами потанцуем!
— Ждать долго,— усмехнулась Тоня, но, как подобает учтивой хозяйке, добавила: — Так и быть, уж подожду.
Проводила до самой коновязи в аптечном дворе и крепко пожала руку. А Петру показалось, что она поняла, почему он так торопится в свой эскадрон.
Выдра хорошо отдохнула, пока ее хозяин просвещал аптечных девушек, и бежала мягкой, но ходкой рысью по безлюдным уже улицам рано засыпавшего городка. А Петр всю дорогу терзался, ругая себя последними словами, и в который раз давал себе клятвенные обещания научиться, обязательно научиться танцевать, хотя бы этот проклятый вальс.
«И не пришлось бы огорчать милую девушку Тонечку... Да и славно было бы покружиться в вальсе... И также наступать ей на ноги, как когда-то Даше?.. И так ли приятно было бы Даше узнать о какой-то Тонечке?.. А обязательно разве ей знать об этом?.. Можно ведь и промолчать... Сейчас-то, конечно, можно, потому что и промолчать-то пока не о чем... Так и надо, чтобы было не о чем... И вовсе необязательно учиться танцевать...»
Но, сказав так самому себе, он, кажется, все-таки покривил малость душой.
У въезда на территорию военного городка Петра остановил комендантский патруль. Увольнительная у Петра была сделана по всей форме, подписана самим комиссаром части. И все-таки начальник патруля, усатый старшина-сверхсрочник, довольно долго размышлял, повторно перечитывая увольнительную.
Как-то уж очень необычно: рядовой боец срочной службы возвращается в позднее время в гарнизон, верхом и к тому же одет, как командир или сверхсрочник...
— Зачем ездил в город?..
Петр ответил, что послан был сделать доклад о международном и внутреннем положении.
Такой ответ только усилил подозрения ретивого начальника патруля. Смотри, как заливает!.. Самое верное дело
задержать и на гарнизонную гауптвахту — там разберутся. С другой стороны, как задержишь, если увольнительная в полном порядке, подписана комиссаром части?..
Уважение к бумаге победило. Продолжая терзаться сомнениями, усатый старшина разрешил Петру продолжать путь.
Расседлав Выдру, поставив ее в стойло и задав ей сена, Петр вернулся в казарму. И тут лишь вспомнил, вернее, почувствовал, что сегодня не ужинал. Потом, докладывая комиссару о выполненном поручении и отвечая на его вопросы, Петр понял, что после части официальной должна была состояться и беседа неофициальная, за чайным столом. Но этой «чайной беседы» Петр сам себя лишил.
Есть очень хотелось. Привыкший к точно размеренному режиму, желудок настоятельно требовал своего. Петр отправился на кухню: авось сыщется что-нибудь на голодные зубы. И хорошо, что так поступил. Оказалось, что с вечера дневальным на кухню заступил Семен Кобчиков.
— Что же не предупредил! — посетовал он.
Потом, сообразив что-то, заглянул в котел, поскреб в нем ложкой и сказал:
— Порядок! На ужин каша была пшенная. В котле шкварки остались. Будешь?
Понятно, Петр не отказался. И через малое время Кобчиков подал ему огромную миску, точнее, тазик, доверху наполненный аппетитными на вид, похрустывающими на зубах, безумно вкусными шкварками.
В доармейской жизни такого тазика с кашей Петру хватило бы для пропитания на двое суток. Здесь же он управился с ним за считанные минуты.
Прошел первый год армейской службы. Нельзя считать, что он легко дался Петру. Да и наивно было бы ожидать легкой жизни. Служба в армии непривычному к ней всегда трудна. В особенности в кавалерии, да еще в кавалерии инженерной. К тому же курсанту всегда тяжелее, чем просто рядовому бойцу. У Петра ко всему этому добавлялся еще и груз обязанностей командира отделения.
Обязанности эти на первый взгляд весьма несложны. В размеренном, точными положениями устава расписанном до мелочей распорядке армейской службы все предусмотрено и предназначено. И дело любого командира, от самого высшего
до самого меньшого (а это и будет командир отделения), поддерживать этот распорядок, давать кому нужно приказания и следить, строго следить за неукоснительным их исполнением. Ну и, само собой, поощрять усердных и — главное! — взыскивать с нерадивых. Для этой цели каждому командиру предоставлены права соответственно его служебному положению.
К примеру, командир отделения может наложить на бойца взыскание в размере одного наряда не в очередь, а помком-взвода — уже два наряда, старшина — уже три, а командир средний или старший может даже и на гауптвахту посадить. Таким образом, у командира имеются права для того, чтобы обеспечить строгое исполнение всех отданных им приказов и распоряжений.
И казалось бы, на первый взгляд, что командовать отделением самое нехитрое дело. Но первое это впечатление обманчиво. В отделении круглым счетом десяток бойцов, и в чем бы ни ошибся любой из них, где бы ни оступился, как бы ни провинился, наконец,— везде в ответе командир отделения.
Боец или, того хуже, курсант плохо усвоил на занятиях пройденный материал — в ответе командир отделения. И как только выдастся свободная минута, садись с бойцом в уголок и вдалбливай ему всю обязательную по программе премудрость, пока не уразумеет и не затвердит накрепко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130