— Вы до призыва в армию работали на ответственных постах. Конечно, часто приходилось выступать с докладами, в том числе и на темы общеполитические?
Петр подтвердил, что приходилось.
— Хочу дать вам поручение, серьезное и ответственное: сделать доклад нашим шефам.
Вот уж такого поручения Петр никак не ожидал. Все такое осталось там, на гражданке, далеко позади. Почти машинально спросил:
— На какую тему?
Тема обычная. О международном и внутреннем положении.
А кто паши шефы? — поинтересовался Петр.
— Аптечное управление.
— Почему аптечное?
— Тик уж разверстал политотдел дивизии.
— Значит, аудитория будет небольшая?
— Но и не маленькая. Сотрудники всех городских аптек. Публика, сами понимаете, интеллигентная. Сколько вам потребуется на подготовку?
Петр подумал и ответил:
— Три дня, если прикажете, чтобы разрешили использовать мертвый час и личное время.
— Освобождаю вас от всех учебных и строевых занятий, кроме уборки лошадей.
— Тогда и двух дней хватит.
Комиссар определил правильно: аудитория была не большая, но и не маленькая. Уютный зальчик, заставленный несколькими рядами венских стульев, со стенами, украшенными плакатами, призывающими собирать лекарственные растения, был полон.
Несколько необычный состав аудитории сперва удивил было Петра. В зале сидели почти одни женщины, в большинстве молодые и совсем молоденькие. «Как у нас на фабрике в заготовочном цехе»,— подумал Петр, и напряжение,
скопившееся, как всегда, перед началом выступления, стало мало-помалу спадать. К тому же Петр давно успел заметить, что в женских аудиториях выступать куда легче: внимательнее слушают и особо щекотливых вопросов не задают.
Тема доклада была знакома. Немало таких докладов сделал Петр на недолгом своем веку, последний всего за какую-нибудь неделю до призыва в армию. Так что понадобилось лишь освежить примеры, насытить доклад новыми фактами, а для этого внимательно просмотреть подшивку газет за последние три месяца.
Вообще само выступление, даже перед незнакомой аудиторией, не особенно смущало Петра. Больше был он обеспокоен экипировкой. Тут неожиданно помог непосредственный начальник, помкомвзвода Устьянцев. Узнав, что Петру поручено делать доклад у шефов, Устьянцев принес ему свою новенькую суконную гимнастерку и новые же синие габардиновые галифе, благо роста и сложения они были примерно одинакового.
Перед тем как передать парадный наряд обрадованному Петру, Устьянцев отвинтил с синих петлиц красные эмалевые треугольники, сказав при этом:
— Надо бы, конечно, другие петлицы пришить, а то дырочки остались — вроде бы разжалованный,— да не успеть... Ладно, не разглядят, а кто и разглядит — не поймет.
И после того, надо полагать, чтобы компенсировать ущерб, нанесенный дырочками на петлицах, снял с себя комсоставское снаряжение, то есть широкий пояс с блестящей пряжкой и поддерживающими его крест-накрест ремнями, и тоже вручил Петру.
Когда Петр надел все это на себя, то вид у него стал поистине командирский. Особенно после того, как Устьянцев прицепил ему к снаряжению с левого бока саблю, а с правого — новенькую полевую сумку, в которую сияющий Петр и уложил тезисы своего доклада.
Все было отлично, вот только короткая стрижка «под машинку» входила в некоторое противоречие с командирским обликом. Но тут уж ничего нельзя было поделать. Отращивать волосы, «носить прическу» разрешалось только сверхсрочникам, а бойцам и даже младшим командирам срочной службы эта вольность воспрещалась категорически.
Петр уложился в отведенное ему время, не успев переутомить аудиторию, и слушали его внимательно. После доклада пожилая степенная женщина в темном платье, которая представляла Петра собравшимся и давала ему слово, предложила задавать вопросы докладчику.
Вопросов Петр не опасался: не зря просидел два дня в красном уголке, листая газеты. Материал своего доклада он знал достаточно глубоко и каждое положение, высказанное им, мог подкрепить, если понадобится, дополнительными фактами международной и внутренней жизни.
Однако же первый заданный ему вопрос его не только озадачил, но даже несколько и смутил. Встала прехорошенькая девица с рассыпанными по плечам золотистыми кудряшками и спросила:
— А почему у вас никаких знаков различия нету?
И тут же из глубины зала еще одна девица, не вставая, выкрикнула:
— И почему вы стриженый?
Громко никто не рассмеялся, но приглушенно зафыркали во многих местах зала.
Пожилая степенная председательница, встав, сказала строго:
— Коваленко! Синицына! Что за неуместные вопросы?
— Ничего, ничего,— успокоил ее Петр.— Пока других не задали, я отвечу на эти.— И обратился к залу; он уже определил для себя, как следует поступать в таких случаях: — Вас интересует, почему у меня на петлицах нет знаков различия. Отвечаю. Знаки различия обозначают звания командиров. А я пока еще не командир, а рядовой боец, точнее, курсант полковой школы, и мне знаков различия не положено. Очень, конечно, обидно. Будь моя воля, я уж чего-нибудь да нацепил бы. Отвечаю на второй вопрос: почему стриженый? По той же причине. Бойцу срочной службы длинные волосы носить не положено. Вот кончу полковую школу, выйду в командиры, тогда и знаки различия повешу, и волосы отращу. И снова к вам приеду, если, конечно, позовете.
Ответ оценили по достоинству: смеялись от души и даже аплодировали. И стали задавать серьезные вопросы. Почин сделала степенная председательница, а за нею осмелели и другие. Успевай только отвечать.
Когда же и с вопросами было покончено, на сцену вышла прехорошенькая Тоня Коваленко и объявила танцы под баян.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130