— А чтобы успешно управлять цехом, ему недостает и опыта и знаний.
— А как насчет опыта и знаний у технорука завода Михайлова?.. И у технического директора Дерюгина?.. Да, кстати, и у директора комбината Басурмицына?..
Из этого диалога можно было заключить, что Дмитрий Илларионович Басурмицын требователен не только к подчиненным, но в не меньшей мере и к себе. Эта черта его характера была всем хорошо известна, и, когда случалось, а случалось это часто, что директор строго взыскивал с того или другого проштрафившегося сотрудника, на него не обижались. Зря, не по делу, директор никогда не наказывал. Был хотя и предельно строг, но справедлив.
Теперь, когда после нескольких напряженных и трудных недель удалось навести порядок в цехе, работа пошла по «нормальной схеме». Петр, отдав всю технологию на попечение Евстафия Лукича, за собой оставил организацию производства. Следил, чтобы своевременно поступало в цех полноценное сырье; особо тщательно контролировал запасы в резервной кладовой. Постепенно удалось «сделать загон», и в резерве лежал полный суточный наряд кроя. Теперь даже если и случались иногда перебои в поступлении кож из юфтевого цеха, они не могли существенно повлиять на график подачи кроя.
Евстафий Лукич был действительно отличным мастером раскройного дела, и в текущую работу цеха Петру не было надобности вмешиваться; с таким помощником было легко.
Цех работал в одну смену. Начиналась она в семь часов утра, заканчивалась в три часа дня. Десять минут четвертого, обойдя с дежурным пожарником все помещения цеха, Петр
запирал и опечатывал входную дверь, относил ключ в проходную будку и был свободен до следующего утра.
На работе все складывалось как надо.
Дома тоже все было, как должно быть. Даша оставалась нетерпеливой и желанной. С нею было так же хорошо, как в первые месяцы их близости. Капитолина Сергеевна заботлива и приветлива. Ребятишки привыкли к нему и уже сами просились на руки. Все было, как должно быть...
И все-таки закрадывалось что-то такое, чего лучше бы не было и чего могло бы и не быть. Петр не мог забыть, как царапнуло его по сердцу неожиданно обнаруженное присутствие Михаила Стебелькова. Он не мог позволить себе усомниться в правдивости Дашиных заверений, что Михаил приехал в первый раз. И все-таки такое удивительное совпадение саднило душу, воспринималось болезненно. И не могла Даша этого не заметить. Трудно понять, огорчило ее это или обидело, но равнодушно отнестись к этому она, конечно, не могла.
Вот так и настыл ледок, пока еще хрусткий, в отношениях между ними.
Ровно через месяц после возвращения Петра из армии Михаил снова приехал, так же неожиданно, забрал Митю и увез его в город Ижевск, где работал в какой-то снабженческой конторе. Даша не противилась, хотя Петр отлично понял, как это ей нелегко.
Михаил сказал, что она в любое время может навещать сына, он никогда не станет препятствовать этому.
Даша недобро усмехнулась:
— Еще бы ты стал препятствовать!..
Петр видел, как трудно далось Даше решение отдать сына, понимал, что делает она это только потому, что надеется растопить ледок между ними, и хотел уже вмешаться и сказать, чтобы оставила Митю у себя. Но вовремя понял, что своим вмешательством ничего не достигнет. Даша ни за что не изменит своего решения, иначе ей и поступить невозможно, потому что в противном случае получится, что решает не она, а он. А это ей очень обидно...
Михаил уехал с Митей, а на следующее воскресенье Даша отправилась в Ижевск. Отправилась в субботу вечером, а вернулась в ночь на понедельник. До Ижевска недалеко, но ехать с пересадкой, и потому путь получается по времени долгий.
Ездила Даша в Ижевск не часто, обычно раз в месяц. Петр понимал, что это неизбежно, что иначе и быть не может. Но понимать — это еще не все...
Для того чтобы понятнее было все, о чем будет рассказано сейчас, придется вернуться назад, в отроческие и юношеские годы Петра.
Он еще в школьные годы пристрастился к пению и безотрывно подвизался в школьном хоре, а затем в «Синей блузе». После некоторого перерыва, вызванного переездом в Казань, а затем юношеской ломкой голоса, Петр уже в политехникуме вернулся к любимому занятию, благо и здесь нашелся энтузиаст, который по собственной инициативе совершенно безвозмездно взялся за организацию хорового кружка и быстро преуспел в этом.
Конечно, Петр не мог остаться безучастным и одним из первых явился на прослушивание.
— В школьном хоре пел? — спросил дирижер-энтузиаст у Петра, прослушав его.
— Пел, несколько лет,— ответил Петр.
— Дискантом?
— Альтом.
— Странно...— сказал дирижер.
Потом еще раз прослушал Петра, основательно погоняв по всему диапазону.
— Очень странно...— повторил он.— Ты хорошо помнишь, что пел альтом?
— Альтом,— подтвердил Петр.
— Тогда теперь, после перелома, у тебя должен быть тенор, а тебя тянет в басовый регистр.
— Теноровую партию я и в школьном хоре пел.
— Ты же говорил — альтом?
— Ну вообще-то альтом, но часто и в тенора ставили. Не хватало теноров в хоре.
— Так, так..— дирижер-энтузиаст сокрушенно покачал головой.— Теперь понятно... Ссадили тебе голос. Понимаешь, ссадили!.. Ты пел альтом, у тебя должен был быть тенор, и, судя по всему, неплохой. А ты басишь... Понимаешь, басишь!.. Что же мне с тобой делать?..— Подумал и сказал:— Будешь петь с первыми басами.
Энтузиасту удалось набрать хористов достаточно опытных, любящих пение и в большинстве своем прилично знающих нотную грамоту, и примерно через месяц хор выступил с первым концертом.
Надолго запомнился Петру этот концерт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130