Отдохнули солдаты и встали к своим станкам. Мало-помалу вошла заводская жизнь в прежнюю мирную колею. Впрочем, не совсем в прежнюю. Клуба-то своего, хоть и неказистого, но все же очага культуры, нет. Пока летнее тепло да северные светлые ночи, еще куда ни шло. Песни петь да отплясывать под гармошку можно и на лужайке перед бывшим клубом, благо дожди в летнюю пору очень редки в приленском крае. Но- как только ударила осенняя непогодь, а вслед за нею — очень скоро, по-полярному,— полетели белые мухи, всех причастных к разорению клуба, а прежде всего главного виновника, Петра (главного потому, что его директорское слово—решающее), охватило запоздалое раскаяние.
Раскаяние было искреннее, но запоздалое, а потому никакой практической цены не имеющее. Каждому ясно: заселить любую площадь — проще простого, а вот высвободить обратно — задача неимоверной трудности, практически невыполнимая. Вот так и жили: был клуб — нет клуба!..
Петр пользовался репутацией опытного и умелого руководителя. Репутацией вполне заслуженной: кожкомбинат все эти годы, в том числе и трудные военные, неизменно состоял в списке передовых предприятий не только города, но и всей республики; не раз присуждалось Приленскому кожкомбинату переходящее Красное Знамя передовика социалистического
соревнования. И потому вполне понятно, что когда в каком-либо руководящем докладе упоминалось имя директора кожкомбината, то всегда в смысле самом положительном. И все, в том числе и сам Петр, к этому привыкли. А вот теперь попреки на его голову щедро сыпались со всех сторон. Не проходило ни одного собрания или заседания, начиная от заводского и кончая городской и даже областной партконференцией, где обошли бы вопрос о кожкомбинатовском клубе.
Петр принимал все попреки покорно, сознавая их справедливость. Что ж, действительно, был клуб — нет клуба... А он нужен людям, клуб-то... Не блажь, а жизненная необходимость!..
Можно было, конечно, встать в позу без вины виноватого. Но, к чести Петра, он не примирился с создавшимся положением, не сложил руки. Десятки убедительных докладных и обстоятельных пояснений были написаны и лично отнесены в самые высокие инстанции. И они не остались незамеченными. Достаточно много решений было принято в самых различных инстанциях, с формулировками большей частью весьма категоричными. Но вот результат всего этого оказался самый ничтожный, точнее, никакого результата.
Миновал первый послевоенный год, заканчивался второй, и вот как-то незадолго до Октябрьских праздников в кабинет к Петру вошел главный бухгалтер с бумагами в руках и, как говорится, с улыбкой на лице.
Михаил Демьянович, как и подобает уважающему себя бухгалтеру, особенно главному, был человек несколько даже суровый (профессиональная необходимость - главному бухгалтеру часто приходится отказывать и не разрешать), и довольная улыбка на лице беспричинно появиться не могла. Так оно и было.
— Могу порадовать, Петр Николаевич,— сказал он директору.— Результаты за три квартала отличные. Два миллиона сверхплановой прибыли!.. Как это вам нравится?
Петр имел все основания ожидать сверхплановых прибылей, но о такой сумме и мечтать не решался. Но изумления своего не выказал.
— Очень нравится,— ответил он главному бухгалтеру.— А цифры точные?.. Осечки быть не может?
Михаил Демьянович даже обиделся. И посмотрел на директора более чем укоризненно.
— Не вам бы спрашивать, Петр Николаевич! Не первый год вместе работаем.
Как спрошено, так и отвечено — больше для порядка. Петр на своего главного бухгалтера вполне полагался, а тот в свою очередь в полном доверии к нему директора был также вполне убежден.
Петр сразу приступил к делу:
— Пишите официальную справку, а я пока докладную на имя министра сочиню.
И тут же единым махом накатал докладную министру, в которой просил разрешить кожкомбинату за счет сверхплановых прибылей за первые три квартала текущего года построить: а) клуб, б) восьмиквартирный жилой дом, в) детские ясли. Предварив министра звонком, отправился к нему.
Министр очень обрадовался сверхплановым прибылям. Внимательно еще раз перечел докладную директора кожком-бината, потом взял толстый синий карандаш и вычеркнул жилой восьмиквартирный дом и детские ясли.
— Не все сразу. А вот клуб действительно отлагательства не терпит.— Министр любил четкие формулировки.
Иван Григорьевич, возглавлявший министерство, в чьем ведении находился кожкомбинат, не откладывал надолго какое-либо дело, по которому уже принял решение. Поэтому он тут же вызвал секретаря и продиктовал соответствующее ходатайство в Совет Министров республики. Через полчаса министр и директор уже входили в кабинет первого заместителя предсовмина, который ведал промышленностью и финансами.
И в Совете Министров все решилось на удивление быстро. Зампредсовмина вызвал референта и распорядился выяснить в Госбанке состояние текущего счета кожкомбината, а в бухгалтерии министерства уточнить сумму полученных кожком-бинатом прибылей. Референт быстро выяснил и доложил, после чего зампредсовмина приказал написать «Распоряжение Совета Министров». Состояло оно из трех пунктов: 1) разрешить кожкомбинату строительство здания заводского клуба; 2) выделить для этой цели из сверхплановых прибылей кожкомбината триста тысяч рублей; 3) поручить Госплану изыскать необходимые фонды строительных материалов.
Не прошло и часу, как бесценная бумага была напечатана на роскошном листе плотной бумаги с красным гербом республики в левом верхнем углу, завизирована всеми, кому надлежало к ней руку приложить, подписана заместителем председателя Совета Министров, снабжена необходимыми номерами
и индексами и, в отступление от всех правил делопроизводства, вручена лично министру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130