О Философ мало в ком вызывает любовь. Ведь он, живя
среди людей и видя лживость их поступков, их непомерные
притязания, говорит каждому: <Я считаю тебя лишь тем, что
ты есть на самом деле, и поступки твои оцениваю так, как они
того заслуживают>. Человек, столь решительный в суждени-
ях, почти всегда всем враг, и для него стяжать любовь и ува-
жение к себе - дело очень нелегкое.
О Когда душа ваша глубоко удручена бедствиями и ужа-
сами, которые творятся в столице и прочих больших городах,
скажите себе: <А ведь стечение обстоятельств, в силу которого
двадцать пять миллионов человек оказались подвластны од-
ному-единственному и семьсот тысяч душ скучились на про-
странстве в два квадратных лье, могло привести к последстви-
ям куда более страшным1>.
О Слишком больше достоинства подчас делают челове-
- 162 -
ка непригодным для общества: на рынок не ходят с золоты-
ми слитками - там нужна разменная монета, в особенности
мелочь.
О Кружки, гостиные, салоны - словом, все то, что имену-
ют светом, - это дрянная пьеса, скверная и скучная опера,
которая держится лишь благодаря машинам и декорациям.
/
О Если вы хотите составить себе верное представление обо
всем, что творится на свете, вам надлежит употреблять слова в
значении, прямо противоположном тому, какое им придается
там. Например, <человеконенавистник> на самом деле значит
<друг человечества>, <дурной француз> - <это честный граж-
данин, который обличает безобразные злоупотребления>, <фи-
лософ> -<здравый человек, полагающий, что дважды два -
четыре>, и т. д.
О В наши дни портрет пишут за семь минут, рисовать обу-
чают за три дня, английский язык втолковывают за сорок уро-
ков, восемь языков одновременно преподают с помощью не-
скольких гравюр, где изображены различные предметы и на-
звания их на этих восьми языках. Словом, если бы можно было
собрать воедино все наслаждения, чувства и мысли, на кото-
рые пока что уходит целая жизнь, и вместить их в одни сутки,
сделали бы, вероятно, и это. Вам сунули бы в рот пилюлю и
объявили: <Глотайте и проваливайте!>.
О Не следует считать Бурра безусловно честным челове-
ком: он кажется честным лишь по контрасту с Нарциссом.
Сенека" и Бурр - это порядочные люди того века, который
не знал, что такое порядочность.
О Кто хочет нравиться в свете, тот должен заранее прими-
риться с тем, что его станут там учить давно известным ему
вещам люди, которые понятия о них не имеют.
О С теми, кого мы знаем лишь наполовину, мы все равно
как незнакомы; то, что нам известно на три четверти, вовсе
нам не известно. Этих двух положений вполне довольно для
того, чтобы по достоинству оценить почти все светские разго-
воры.
В стране, где каждый силится чем-то казаться, многие дол-
- 163 -
ясны считать и действительно считают, что лучше уж быть
банкротом, нежели ничем.
О Страх перед запущенной простудой - такая же золо-
тая жила для врача, как страх перед чистилищем - для свя-
щенника.
О Разговор подобен плаванию: вы даже не замечаете, что
корабль отчалил, и, лишь выйдя в открытое море, убеждаетесь,
что покинули сушу.
О Один умный человек в присутствии людей, наживших
миллионы, стал доказывать, что счастливым можно быть и
при ренте в две тысячи экю. Собеседники резко и даже за-
пальчиво утверждали противное. Расставшись с ними, он стал
думать о причине такой резкости со стороны людей, обычно
расположенных к нему, и наконец догадался: своим утверж-
дением он дал им понять, что не зависит от них. Каждый, чьи
потребности скромны, представляет собой как бы угрозу для
богачей - он может ускользнуть от них, и тираны потеряют
раба. Это наблюдение нетрудно применить к любой из стра-
стей. Например, человек, подавивший в себе вожделение, про-
являет к женщинам равнодушие, всегда им ненавистное, и
они немедленно утрачивают всякий интерес к нему. Вероятно,
по той же причине никто не станет помогать философу выдви-
нуться: он чужд всему, чем живет общество, и люди, видя, что
почти ничем не могут способствовать его счастью, оставляют
его в покое.
О Философу, который дружен с вельможей (если, конечно,
в мире найдется вельможа, терпящий подле себя философа),
опасно выказывать свое бескорыстие: его тут же поймают на
слове. Вынужденный скрывать истинные свои чувства, он ста-
новится, так сказать, лицемером из самолюбия.
Глава IV. О любви к уединению и чувстве
собственного достоинства
О Философ смотрит на положение человека в светском
обществе как кочевники-татары на города: для него это тюрь-
ма, тесное пространство, где мысль сжата, сосредоточена на од-
ном предмете, где душа и разум лишены широты и способно-
сти к развитию. Если человек занимает в свете высокое поло-
жение, камера у него попросторнее и побогаче обставлена; если
низкое, у него уже не камера, а карцер. Свободен лишь человек
без всякого положения, но и то при условии, что он живет в
довольстве или, на худой конец, не нуждается в себе подобных.
О Даже самый скромный человек, если он беден, но не лю-
бит, чтобы с ним обходились свысока, вынужден держать себя
в свете с известной твердостью и самоуверенностью. В этом
случае надменность должна стать щитом скромности.
О Слабость характера, отсутствие самобытных мыслей, сло-
вом любой недостаток, который препятствует нам довольство-
ваться своим собственным обществом, - вот что спасает
многих из нас от мизантропии.
О В уединении мы счастливей, чем в обществе. И не пото-
му ли, что наедине с собой мы думаем о предметах неодушев-
ленных, а среди людей - о людях?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132