Когда через 2 часа
после смерти сына к нему со словами сочувствия пришли старшие товарищи,
он сделал усилие и перевел разговор на рельсы посторонних вопросов, сказ
ав: «Это уже не тема». Также Алексей Максимович умер и сам. Просто, как если
бы исполнял настоятельную обязанность».
В воспоминаниях Сперанского (кстати, опубликованных в «Известиях» 24 июн
я 1936 года, то есть до суда над «убийцами» Горького и Максима) бро
сается в глаза фраза: «мне было трудно говорить, так как я знал, какая
трагедия подготовлялась наверху (курсив мой. Ц П.Б.)». Ес
ли это не случайный неуклюжий оборот речи, можно предположить, что Спера
нский в самом деле намекает либо на сознательное умерщвление Максима «в
редительскими методами лечения», либо на врачебную ошибку Левина и Плет
нева, лечащих докторов Горького, которые находились с Максимом «наверху
», пока Горький со Сперанским скрепя сердце обсуждали проблемы ВИЭМ (Все
союзного института экспериментальной медицины), проблемы долголетия, а
может быть, и бессмертия человека. Но почему Сперанский не спешил «навер
х», где умирал Макс?
«Крючков: Когда Максим Пешков узнал, что он болен крупозным воспалением
легких, он попросил Ц нельзя ли вызвать Алексея Дмитриевича Сперанског
о, который часто бывал в доме Горького. Алексей Дмитриевич Сперанский не
был лечащим врачом, но Алексей Максимович его очень любил и ценил как кру
пного научного работника. Я сообщил об этом Левину. Левин на это сказал: ни
в коем случае не вызывать Сперанского. <…>
Консилиум, который был созван по настоянию Алексея Максимовича Горьког
о, поставил вопрос о применении блокады по методу Сперанского, но доктор
а Виноградов, Левин и Плетнев категорически возражали и говорили, что на
до подождать еще немного. В ночь на 11-е число, когда Максим уже фактически у
мирал и у него появилась синюха, решили применить блокаду по методу Спер
анского, но сам Сперанский сказал, что уже поздно и не имеет смысла этого д
елать».
Таким образом, всё более или менее становится на свои места. Оскорбленны
й недоверием к своему методу Сперанский и сочувствующий ему (но не желаю
щий возражать Левину и Плетневу) Горький, понимая, что «дело кончено» и Ма
ксим обречен, ведут беседу о том, что, по убеждению Горького, важнее смерти
сына. О жизни и долголетии человека. Когда «старшие товарищи» (так не без
иронии называет Сперанский врачей: Левин старше его на восемнадцать лет
, Плетнев Ц на шестнадцать) приходят выразить свое сочувствие, Сперанск
ому остается развести руками. А Горькому с хладнокровием сказать: «Это у
же не тема».
Но все это не доказывает убийства Максима врачами и Крючковым, а только с
видетельствует о разногласиях среди врачей.
Правда, переплетенная с вымыслом, хороша в литературном произведении. Ме
тод художественного преображения действительности, в том числе и ставш
ей прошлым, то есть своеобразная мифологизация жизни и истории в творчес
тве, был излюбленным методом Горького. В 1938 году на «бухаринском» процесс
е этот метод применили на живых людях, принудив их стать творцами собств
енных мифологизированных биографий Ц убийц, шпионов и заговорщиков. Пр
ичем творцами публичными, живописующими свои «злодеяния» прилюдно.
Все, что мешало этой мифологизации, на суде не принималось в расчет. Так, С
перанский, который был бесценным свидетелем реальной смерти Максима, да
же не был допрошен судом. Зачем? Левин и Крючков и так всё на себя взяли.
Это был суд, основанный на одном-единственном доказательстве Ц признан
иях самих подсудимых. А уж как они были получены… Отделить правду от само
оговора в показаниях Крючкова трудно. Гибель Максима (якобы заказанная Г
.Г.Ягодой), наоборот, могла помешать «заговорщикам», возбудив в Горьком не
нависть к «врагам» и крепче привязав его к Сталину. Отчасти так и произош
ло.
Именно Сталину пишет Горький, едва похоронив сына, и в этом письме делает
покойного Максима вроде как живым помощником в их со Сталиным общем деле
Ц развитии оборонной мощи СССР. Конечно, Сталин не может отказать отцу, к
оторый привлекает в качестве эксперта по сварочной технике только что п
огибшего сына. На автографе письма стоит сталинская резолюция: «Сделано
. В мой арх[ив]. И. Ст[алин].», подчеркнутая рукой вождя. Писем изобретателей Л
ьвова и Поспелова в архиве нет. Значит, не легли «под сукно», а были, по край
ней мере, переданы кому надо. Вот «живой» итог смерти сына.
Есть несколько свидетельств того, как внутренне тяжело переносил Горьк
ий потерю Максима. Его крымский шофер, сотрудник Главного управления НКВ
Д Крыма Г.А.Пеширов (кстати, приглашенный на работу именно Максимом, котор
ый лично устраивал жизнь отца на даче в Тессели) в своих воспоминаниях ра
ссказывает: «Похоронив сына, А.М. вернулся в Крым, на дачу в Тессели. Работа
л так же, как раньше, так же вставал в определенный час, завтракал и шел в св
ой рабочий кабинет и работал до обеда. После обеда выходил в парк, но уже н
е работал, а только руководил нами (обитатели дачи, включая самого Горько
го, своими руками расчищали дорожку к морю от колючего кустарника. Ц
П.Б.), а сам, опираясь на палку, ходил от костра к костру и своей па
лкой поправлял горящие ветки. Всем было ясно, что A.M. потерю любимого сына с
ильно переживает, и боялись, как бы он не слег».
В таких же мрачных тонах описывает состояние Горького комендант дома на
Малой Никитской И.М.Кошенков. Судя по записи в дневнике от 28 мая 1934 года, Коше
нков все же подозревал Ягоду с Крючковым в убийстве Максима Пешкова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117