Во всяком случае, такой ар
тист, как Шаляпин. И это тоже понял Горький.
Не случайно в тот визит на Капри благодарный своему другу Шаляпин много
и охотно пел. Две недели пробыл он у Горького. На прощание он устроил потря
сающий концерт. «Два гренадера», «Ноченька», «Сомнение» Глинки, неизменн
ая «Блоха», «Молодешенька» и, конечно, «Вдоль по Питерской». Но это не все.
«Действительно Ц пел Ф. (Шаляпин. Ц П.Б.) сверхъестественно, ст
рашно, Ц писал тогда Горький А.Н.Тихонову, Ц особенно Шуберта «Двойник»
и «Ненастный день» Корсакова. Репертуарище у него расширен очень сильно
. Изумительно поет Грига и вообще северных. И Ц Филиппа II. Да вообще Ц что
же говорить Ц маг».
А вот встреча в Риме в 1929 году закончилась скверно. Горький не захотел поня
ть Шаляпина. Может быть, потому, что и самого себя в то время не очень хорош
о понимал. «Я почувствовал, Ц продолжает свои воспоминания Шаляпин, Ц ч
то Алексею Максимовичу мой ответ не очень понравился».
Эти строки были написаны уже после возвращения Горького в СССР. Шаляпин
тактично «закруглял углы». Но если он объяснил Горькому свой отказ верну
ться на родину именно в тех словах, которые я выше цитировал, то несложно п
редставить, до какой степени он задел и оскорбил своего друга. Фактическ
и он сказал Горькому, что дружба дружбой, а характеры у них все-таки разны
е. Горький (по крайней мере, уже в то время) был способен не только подчинит
ься «аппарату», но и сам быть «аппаратом», чем он и стал при сталинском реж
име. Шаляпин же не столько разбойник, сколько птица, которая поет где хоче
т, и эти песни всюду нужны людям. Правда, именно Шаляпину принадлежит афор
изм: «Я не птичка, чтобы петь задаром». Как раз материально Шаляпина, верни
сь он вместе с Горьким в СССР, обеспечили бы не хуже, чем в Европе. Лучше. Но
свобода!..
Горький поступался ею, а Шаляпин не желал. Но у него были другие возможнос
ти. Знаменитый оперный певец всегда более востребован за границей, чем з
наменитый писатель.
Этот отчасти субъективный, но отчасти и неизбежный конфликт стал точкой
в их многолетней дружбе. «Среди немногих потерь и нескольких разрывов по
следних лет, не скрою, и с волнением это говорю, Ц потеря Горького для мен
я одна из самых тяжелых и болезненных».
«Я думаю, Ц опять же тактично продолжает Шаляпин, Ц что чуткий и умный Г
орький мог бы при желании менее пристрастно понять мои побуждения в этом
вопросе. Я, с своей стороны, никак не могу предположить, что этот человек м
ог бы действовать под влиянием низких побуждений. И всё, что в последнее в
ремя случалось с моим милым другом, я думаю, имеет какое-то неведомое ни м
не, ни другим объяснение, соответствующее его личности и характеру.
Что же произошло? Произошло, оказывается, то, что мы вдруг стали различно п
онимать и оценивать происходящее в России. Я думаю, что в жизни, как в иску
сстве, двух правд не бывает Ц есть только одна правда. Кто этой правдой об
ладает, я не смею решить. Может быть, я, может быть, Алексей Максимович. Во вс
яком случае, на общей нам правде прежних лет мы уже не сходимся».
Возвращаясь в СССР, Горький входил в новый, на этот раз уже последний зигз
аг своего духовного пути. Это был выбор уже не писателя, который мог созда
вать «Жизнь Клима Самгина» где угодно, как А.В.Амфитеатров продолжал раб
отать над своими «семейными хрониками» в эмиграции, в том числе в Италии,
где до возвращения в СССР жил Горький. Это был выбор пророка и деятеля, кот
орому Сталин обещал огромные возможности. Если не для пророчеств, то для
дела.
Вряд ли Шаляпин, при всем своем удивительно цепком народном уме, это до ко
нца понимал. А если понимал, то едва ли это было приемлемым для него. Правд
а, к «умственной» стороне личности Горького он относился почтительно. «Я
уважаю в людях знание. Горький так много знал! Я видал его в обществе учен
ых, философов, историков, художников, инженеров, зоологов и не знаю еще ког
о. И всякий раз, разговаривая с Горьким о своем специальном предмете, эти к
омпетентные люди находили в нем как бы одноклассника. Горький знал больш
ие и малые вещи с одинаковой полнотой и солидностью. Если бы я, например, в
здумал спросить Горького, как живет снегирь, то Алексей Максимович мог б
ы рассказать мне о снегире такие подробности, что, если бы собрать всех сн
егирей за тысячелетия, они этого о себе знать не могли бы».
За почтением здесь видна и ирония. Но легкая, необидная. Шаляпин действит
ельно не мог, как и всякий честный «самоучка», не преклоняться перед знан
иями Горького, перед его культурным багажом. Но для чего были эти знания и
этот культурный багаж? Какие цели, кроме исключительно художественных, с
тавил перед собой Горький, Ц это едва ли всерьез интересовало Шаляпина.
«Вождь», «революционер». Это все, что он мог сказать о духовной миссии сво
его друга.
Это была дружба двух талантов и русских мужиков, которых связывал один, м
ожет быть, самый главный жизненный исток Ц великая и прекрасная Волга.
И это была красивая дружба!
На духовное развитие Горького она не имела того резкого, внезапного, даж
е катастрофического влияния, какое имело короткое знакомство с Львом То
лстым или «тонкая», заведомо проигранная игра со Сталиным. Но в той, как ск
азал бы Солженицын, «сплотке» двух родственных русских характеров был к
райне важный элемент взаимной духовной поддержки и «подпитки». Вот поче
му Горький так настойчиво звал Шаляпина за собой. Он не хотел оставаться
один. Он желал, чтобы и Шаляпин разделил с ним ответственность за лукавый
во многом шаг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117