Ощущение смерти было и 12-го». Именно в тот день Сталин приезжал в посл
едний раз. После его посещения Горький проживет еще пять дней.
Семнадцать врачей бьются за жизнь государственно важного пациента. Но с
пасает его… мудрая беседа со Сталиным о женщинах-писательницах и францу
зских пейзанах. Выходит, главный его врач Ц Сталин.
«Надумали болеть!»

«Максимушка» и «товарищи»


Что-то здесь настораживает. Как бы ни был Сталин грубоват в отношении бли
жайшего окружения, как бы ни любил посиделки за полночь, но тот кордебале
т, который он организовал вокруг умиравшего Горького, либо вовсе выходит
за рамки здравого смысла, либо требует какого-то иного истолкования.
«Были у Вас в два часа ночи. Пульс у Вас, говорят, отличный (82, больше, меньше).
Нам запретили эскулапы зайти к Вам. Пришлось подчиниться. Привет от всех
нас, большой привет. И.Сталин».
Эскулап в римской мифологии Ц бог врачевания. Соответствует греческом
у Асклепию. В переносном, ироническом смысле Ц врач, медик. Кстати, Асклеп
ий в греческой мифологии воскрешал мертвых.
Да, «Хозяин» умел быть ироничным.
Что же все-таки происходило?
Горький до конца не входил в сталинское окружение. Сталин мог называть (и
даже считать) его своим соратником, бывшим товарищем по партии. Он мог наз
ывать (и даже считать) его своим другом. Но Ц не частью окружения. Положен
ие Горького в СССР и в мире было слишком значительно, чтобы Сталин посмел
без необходимости «вламываться» к нему ночью в дом, прекрасно зная о его
состоянии.
Впрочем, Ромен Роллан в «Московском дневнике» с удивлением замечает, как
Сталин развязно подшучивает над Горьким во время застолья в Горках-10: «К
то тут секретарь, Горький или Крючков? Есть порядок в этом доме?»
Вячеслав Иванов, лингвист, сын советского писателя Всеволода Иванова, вс
поминает (со слов отца), что Горький был возмущен резолюцией Сталина на по
эме «Девушка и Смерть», начертанной во время визита Сталина осенью 1931 год
а. Вот ее точный текст: «Эта штука сильнее, чем «Фауст» Гёте (любовь побежд
ает смерть). 11/ХЦ 31 г.». Иванов: «Мой отец, говоривший об этом эпизоде с Горьки
м, утверждал решительно, что Горький был оскорблен. Сталин и Ворошилов бы
ли пьяны и валяли дурака…»
Вообще-то «валять дурака» было нормой как раз в семье Горького. Там ценил
ись острые шутки. Особенно когда появлялся неугомонный Максим. Но Сталин
не был членом семьи. Как и Бухарин, который (что с не меньшим изумлением за
мечает Роллан) во время завтрака в Горках летом 35-го «в шутку» «обменивае
тся с Горьким тумаками (но Горький быстро запросил пощады, жалуясь на тяж
елую руку Бухарина)». И дальше: «Уходя, Бухарин целует Горького в лоб. Толь
ко что он в шутку обхватил руками его горло и так сжал его, что Горький зак
ричал».
Горький никогда не был вполне человеком партийного круга. Ег
о культурный и нравственный авторитет был совсем иным. Поэтому он мог св
ободно общаться с пушкинистом Ю.Г.Оксманом, физиологом И.П.Павловым, вост
оковедом С.Ф.Ольденбургом, писателем Вяч.Ивановым.
Сталин (человек очень умный) не мог этого не понимать.
Значит, попытка ночного вторжения была вызвана необходимостью. Ему, Стал
ину, это было зачем-то нужно. И 8-го, и 10-го, и 12-го ему был необходим или откров
енный разговор с Горьким, или стальная уверенность, что такой же разгово
р не состоится с кем-то другим. Например, с ехавшим из Франции к умиравшем
у Горькому Луи Арагоном.
Отношение Сталина к чудесному воскрешению Горького не совсем понятно. Я
сно, что он смущен. И страшно недоволен, что вокруг Горького, по его мнению,
слишком много людей. Особенно он недоволен присутствием Ягоды. На первый
взгляд это кажется нелогичным. Кому же еще, как не главе НКВД, сторожить п
оследнее дыхание (и последние слова!) государственно важного человека? С
которым (это уже не секрет) у вождя с некоторого времени возникли разногл
асия. Который дружит с его противниками Ц Рыковым, Бухариным, Каменевым.
К которому даже старый враг Горького Григорий Зиновьев обращается за по
мощью из тюрьмы, зная, что в обычае Горького прощать своих врагов и помога
ть им в безнадежных ситуациях.
«Алексей Максимович!
Искренно прошу Вас, простите мне, что после всего случившегося со мной я в
ообще осмеливаюсь писать Вам. У меня давно не было с Вами ни личного, ни пи
сьменного общения, и мне, по правде говоря, часто казалось, что я лично не п
ользовался Вашими симпатиями и раньше. Но ведь Вам пишут многие, можно ск
азать, все. Причины этого понятны. Так разрешите и мне, сейчас одному из не
счастнейших людей во всем мире, обратиться к Вам.
Самое страшное, что случилось со мною: на меня легло гнуснейшее и преступ
нейшее из убийств, совершившихся на земле, Ц убийство С.М.Кирова, того Ки
рова, о котором Вы так прекрасно сказали, что «убили простого, ясного, непо
колебимо твердого, убили за то, что он был именно таким хорошим и Ц страшн
ым для врагов» (цитата из статьи Горького «Литературные забавы», опублик
ованной в газете «Правда» 24-января 1935года. Ц П.Б). Конечно, раньш
е мне никогда и в голову не приходило, что я могу оказаться хоть в какой-то
степени связанным с таким, по Вашему выражению, «идиотским и подлым прес
туплением». А вышло то, что вышло. И пролетарский суд целиком прав в своем
приговоре. Сколько бы ни пришлось мне еще жить на свете, при слове «Киров»
мое сердце каждый раз должно почувствовать укол иглы, почувствовать про
клятие, идущее от всех лучших людей Союза (да и всего мира). <…>
Два дня суда
В январе 1935 года в Ленинграде состоялось заседание выездной сессии Военн
ой коллегии Верховного суда СССР по делу так называемого «Московского ц
ентра» Ц всего 19 человек, обвинявшихся в убийстве СМ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117