У него был снят теперь целый дом в Нижнем Новгороде,
была большая квартира в Петербурге, он часто появлялся в Москве, в Крыму, р
уководил газетой «Новая жизнь», начинал издательство «Знание»… Он уже п
исал для Художественного театра, артистке Книппер делал на книгах такие
, например, посвящения: «Эту книгу, Ольга Леонардовна, я переплел бы для Ва
с в кожу сердца моего!»
Он уже вывел в люди сперва Андреева, потом Скитальца и очень приблизил их
к себе. Временами приближал и других писателей».
Живописуя Горького подобным образом, Бунин сперва «забыл» сказать, что с
реди этих «других писателей» был и он сам, что он охотно печатался в руков
одимых Горьким периодических изданиях, а еще более охотно Ц в издательс
тве «Знание», где писателям платили огромные гонорары, выдавали неслыха
нные авансы под еще не написанные вещи, что позволяло роскошно жить, езди
ть за границу. Ничего удивительного, что первую свою поэму Ц «Листопад»
Ц Бунин посвятил Горькому, как посвятил Горькому Куприн свою повесть «П
оединок» (оба посвящения затем были сняты). Он «вспомнит» об этом страниц
ей позже, но скороговоркой: «Мы встречались в Петербурге, в Москве, в Нижне
м, в Крыму, Ц были и дела у нас с ним: я сперва сотрудничал в его газете «Нов
ая жизнь», потом стал издавать книги в его издательстве «Знание», участв
овал в сборниках «Знания». Его книги расходились чуть не в сотнях тысяч э
кземпляров, прочие, Ц больше всего из-за марки «Знания», Ц тоже неплохо
».
Прочие Ц это чьи? В том числе и бунинские.
Бунин Ц великий художник. Но его «некролог» о Горьком говорит о том, что о
н не выдержал испытания славой… чужой славой. Иначе не стал бы писать и пе
чатать о недавно скончавшемся (и немало сделавшем ему доброго человеке)
следующее:
«В гостях, в обществе было тяжело видеть его: всюду, где он появлялся, наби
валось столько народу, не спускавшего с него глаз, что протолпиться было
нельзя. Он же держался все угловатее, все неестественнее, ни на кого из пуб
лики не глядел, сидел в кружке двух, трех избранных друзей из знаменитост
ей, свирепо хмурился, по-солдатски (нарочито по-солдатски) кашлял, курил п
апиросу за папиросой, тянул красное вино, Ц выпивал всегда полный стака
н, не отрываясь, до дна, Ц громко изрекал иногда для общего пользования к
акую-нибудь сентенцию или политическое пророчество и опять, делая вид, ч
то не замечает никого кругом, то хмурясь, то барабаня большими пальцами п
о столу, то с притворным безразличием поднимая вверх брови и складки лба,
говорил только с друзьями, но и с ними как-то вскользь, Ц хотя и без умолку
, Ц они же повторяли на своих лицах меняющиеся выражения его лица и, упив
аясь на глазах публики гордостью близости с ним, будто бы небрежно, будто
бы независимо, то и дело вставляли в свое обращение к нему его имя:
Ц Совершенно верно, Алексей… Нет, ты не прав, Алексей… Видишь ли, Алексей
… Дело в том, Алексей…»
Но кто же был среди этих «друзей»? Вероятно, Скиталец, Леонид Андреев. Несо
мненно Шаляпин. А сам Бунин? Видимо, смерть Горького действительно вызва
ла в Бунине «очень сложные чувства», если в конце «некролога» он все-таки
решил признаться:
«Мы с женой лет пять подряд ездили на Капри, провели там целых три зимы. В э
то время мы с Горьким встречались каждый день, чуть не все вечера проводи
ли вместе, сошлись очень близко. Это было время, когда он был наиболее прия
тен мне, в эти годы я видел его таким, каким еще никогда не видал.
В начале апреля 1917 года мы расстались с ним дружески. В день моего отъезда и
з Петербурга он устроил огромное собрание в Михайловском театре, на кото
ром выступал с каким-то культурным призывом, потащил и меня туда. Выйдя на
сцену, он сказал: «Господа, среди нас такой-то…» Собрание очень бурно мен
я приветствовало, но оно было уже такого состава, что это не доставило мне
большого удовольствия.
Потом мы с ним, с Шаляпиным, с А.Н.Бенуа отправились в ресторан «Медведь». Б
ыло ведерко с зернистой икрой, было много шампанского… Когда я уходил, он
вышел за мной в коридор, много раз крепко обнял меня, крепко поцеловал, на
вечную разлуку, как оказалось…»
Так заканчивается «некролог», тоже вызывающий «очень сложные чувства».
Попытка позднего Бунина отстраниться от писателей-реалистов начала дв
адцатого века, во главе которых стоял Горький, была заведомо обреченной.
Сам Бунин это, скорее всего, понимал. Только пристрастным, ревнивым (не в т
олстовском смысле) отношением его к Горькому объясняется то, что именно
в заметках о Горьком Бунин представал в стане литераторов в одиночестве
. Это была не столько попытка отстраниться от коллег, с которыми у Бунина б
ыли хотя и сложные, но, так или иначе, полнокровные творческие и дружеские
отношения, сколько желание вывести себя за круг легенды, когда-то создан
ной с тяжелой руки Зинаиды Гиппиус, выступавшей в качестве критика под п
севдонимом Антон Крайний.
Это была легенда о «подмаксимках». Именно так назвала она писателей-реа
листов Ц Андреева, Скитальца, Телешова, Чирикова и других. Бунин тоже ока
зался в их числе. До последних дней гордый Ц не менее гордый, чем Горький,
но только по-своему, Ц Бунин не мог простить этой обиды. В какую ярость он
пришел, когда увидел в иллюстрированной газете «Искры» (не путать с боль
шевистской «Искрой») от 2 февраля 1903 года ехидный шарж Кока (псевдоним Н.И.Ф
идели) под названием «Подмаксимки»! Там Горький был изображен в своей ши
рокополой шляпе в виде большого гриба, под которым росли очень маленькие
грибочки с физиономиями Андреева и Скитальца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117