И уж совсем крохотный гри
бок с лицом Ивана Бунина стыдливо выглядывал из-за спины… простите, «нож
ки» Маэстро. К тому времени Бунин был уже автором «Листопада», рассказов
«Танька», «На чужой стороне», «Антоновские яблоки».
«Есть, Ц пишет Бунин, Ц знаменитая фотография, Ц знаменитая потому, чт
о она, в виде открытки, разошлась в свое время в сотнях тысяч экземпляров,
Ц та, на которой сняты Андреев, Горький, Шаляпин, Скиталец, Чириков, Телеш
ов и я. Мы сошлись однажды на завтрак в московском немецком ресторане «Ал
ьпийская роза», завтракали долго и весело и вдруг решили ехать сниматься
». Значит, по крайней мере, внешняя сторона жизни Бунина в начале двадцато
го века не слишком отличалась от жизни его соратников по «Знанию»? Прост
о поздний Бунин, или, вернее, Бунин после «Окаянных дней» и бегства из Росс
ии, на многое смотрел иначе. Как, впрочем, и Максим Горький.
В дружбе Горького и Шаляпина «звездная» сторона не играла решающей роли
. Рожденные и выросшие на Волге, хлебнувшие в детстве и юности горя и тяжел
ого труда и при этом органически талантливые, Горький и Шаляпин были род
ственны по природе своей. Куда менее был родственен Горькому Бунин. И даж
е Куприн, проведший, как и он, горькое полусиротское детство в приюте для п
рестарелых с нищей матерью, не стал Горькому близким другом. В Куприне ав
антюрность, свойственная и Горькому, сочеталась с армейской выправкой и
строгими понятиями о чести бывшего выпускника Московского пехотного А
лександровского училища.
А вот Шаляпин…
Как же они бросились друг к другу, когда во время следующей, уже не мимолет
ной, как в Москве, но основательной встречи в Нижнем Новгороде вдруг выяс
нили, что все это время (до славы) жили где-то рядом и наверняка не раз видел
и один другого, но так и не познакомились! Вспоминает Федор Шаляпин:
«Хотя познакомились мы с ним сравнительно поздно Ц мы уже оба в это врем
я достигли известности, Ц мне Горький всегда казался другом детства. Та
к молодо и непосредственно было наше взаимоощущение. Да и в самом деле: на
ши ранние юношеские годы мы действительно прожили как бы вместе, бок о бо
к, хотя и не подозревали о существовании друг друга. Оба мы из бедной и тем
ной жизни пригородов, он Ц нижегородского, я Ц казанского, одинаковыми
путями потянулись к борьбе и славе. И был день, когда мы одновременно в оди
н и тот же час постучались в двери Казанского оперного театра и одноврем
енно держали пробу на хориста: Горький был принят, я Ц отвергнут. Не раз м
ы с ним по поводу этого впоследствии смеялись. Потом мы еще часто оказыва
лись соседями в жизни, одинаково для нас горестной и трудной. Я стоял в «це
пи» на волжской пристани и из руки в руку перебрасывал арбузы, а он в качес
тве крючника тащил тут же, вероятно, какие-нибудь мешки с парохода на бере
г. Я у сапожника, а Горький поблизости у какого-нибудь булочника…»
Дружба Горького с Шаляпиным длилась более четверти века, до серьезной ра
змолвки в конце двадцатых годов, когда Шаляпин наотрез отказался от уже
не первого совета Горького приехать из эмиграции в Советский Союз, и око
нчательного разрыва в тридцатые годы, когда Шаляпин потребовал от совет
ского издательства гонорар за публикацию своей автобиографии, в реальн
ости написанной Горьким (Шаляпин был полуграмотен). Были между ними и ран
ьше трения, но всегда как-то разрешались, а этот конфликт уже был неразреш
им. Горький возвращался на родину в одиночестве, хотя и окруженный множе
ством людей, поклонников и поклонниц, хотя и встреченный на Белорусском
вокзале многотысячной толпой народа. Конечно, он понимал, что за возвращ
ение и комфортное устройство быта его семьи в СССР он будет обязан «запл
атить» Сталину. Шаляпин же прямо сказал ему во время их все еще теплой, дру
жеской встречи в Риме в 1929 году, что на родину ехать не хочет.
«Не хочу потому, Ц объяснял он позднее в своей мемуарной книге «Маска и д
уша. Мои сорок лет на театрах», Ц что не имею веры в возможность для меня т
ам жить и работать, как я понимаю жизнь и работу. И не то что я боюсь кого-ни
будь из правителей или вождей в отдельности, я боюсь, так сказать, всего ук
лада отношений, боюсь «аппарата»… Самые лучшие намерения в отношении ме
ня любого из вождей могут остаться праздными. В один прекрасный день как
ое-нибудь собрание, какая-нибудь коллегия могут уничтожить все, что мне о
бещано. Я, например, захочу поехать за границу, а меня оставят, заставят, и н
ишкни Ц никуда не выпустят. А там ищи виноватого, кто подковал зайца. Один
скажет, что это от него не зависит, другой скажет: «вышел новый декрет», а т
от, кто обещал и кому поверил, разведет руками и скажет:
Ц Батюшка, это же революция, пожар. Как вы можете претендовать на меня?..
Алексей Максимович, правда, ездит туда и обратно, но он же действующее лиц
о революции. Он вождь. А я? Я не коммунист, не меньшевик, не социалист-револю
ционер, не монархист и не кадет, и вот когда так ответишь на вопрос: кто ты?
Ц тебе и скажут:
Ц А вот потому именно, что ты ни то ни се, а черт знает что, то и сиди, сукин с
ын, на Пресне…
А по разбойничьему характеру моему я очень люблю быть свободным и никаки
х приказаний Ц ни царских, ни комиссарских Ц не переношу».
В очерке о Шаляпине Бунин еще раз вспомнил эпизод своей последней (тоже т
еплой, дружеской) встречи с Горьким в апреле 1917 года. В этой встрече участво
вал и Шаляпин.
«В России я видел его (Шаляпина. Ц П.Б.) в последний раз в начале
апреля 1917 года, в дни, когда уже приехал в Петербург Ленин, встреченный орке
стром музыки на Финляндском вокзале, когда он тотчас же внедрился в особ
няк Кшесинской.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117