Вот что мне нужно. Я еду на днях
в Крым и очень хотел бы повидаться до отъезда с тобой».
Горький отозвался бодрой телеграммой: «Обожаю тебя. <…> Жму руку, обнимаю».

По-видимому, Андреев написал Горькому еще письмо или несколько, которые
нам неизвестны, где жаловался ему на что-то. Но вспомним девиз Горького: «
Правда выше жалости». А правда была в том, что Андреев с его метаниями начи
нал раздражать Горького.
«Прочитав твои письма, Ц отвечает он, Ц наполненные перечислением все
х существующих и разрушающих тебя болезней, стал с озлоблением ждать тел
еграммы твоей с извещением о смерти и подписью "Новопреставленный Леони
д"».
Это был хотя и дружеский, но обидный ответ. Вероятно, задело Андреева и то,
что посланный им Горькому в рукописи рассказ «Из глубины веков» Горький
похвалил скупо («недурная вещь»), но печатать его без серьезной правки не
посоветовал, что Андреев и сделал, то есть не печатал рассказ до 1908 года.
Именно в это время в первой книге сборника «Знания» за 1903 год (вышел в 1904 год
у) появляется программная вещь Горького Ц поэма или рассказ, написанный
ритмической прозой, под названием «Человек».
В шестидесятые-семидесятые годы двадцатого века ходил в диссидентских
кругах такой анекдот. Одного инакомыслящего решили принудительно поме
стить в психиатрическую лечебницу. Врач, просматривая арестованные у ег
о подопечного бумаги, натолкнулся на переписанную от руки поэму Горьког
о «Человек». Вероятно, эта вещь служила для инакомыслящего своего рода п
амяткой, как неуклонно идти к своей цели, не поддаваясь никаким искушени
ям. Прочитав листок, где имени Горького не было, врач решил, что эта поэма п
ринадлежит его пациенту, и с чистой совестью поставил такой диагноз: деп
рессивно-маниакальный психоз в острой форме, выраженный в маниях величи
я и преследования.
Как ни трагикомично это звучит, но поэму «Человек» вполне можно прочитат
ь такими глазами. В художественном смысле горьковская задача изначальн
о была обреченной: нельзя изобразить Человека. Человека вообще.

В двадцатые годы двадцатого века французский писатель-экзистенциалис
т Альбер Камю фактически повторил неудавшуюся попытку Горького изобра
зить Человека вообще, то есть человеческую сущность. Для этого он опять-т
аки «схитрил» и прибег к иносказанию Ц к мифу о Сизифе. Между «Человеком
» Горького и «Мифом о Сизифе» Камю есть буквальные и просто поразительны
е переклички, причем, скорее всего, невольные, ибо нет сведений, что Камю ч
итал горьковского «Человека».
Сизиф, наказанный богами тем, что вечно обречен катить в гору камень, срав
нивается у Камю с Человеком, который тоже наказан Богом за свое своеволи
е, за попытку создания собственной человеческой культуры, не санкционир
ованной Богом. Его «камень» Ц это вечное постижение собственной «existence», «
сущности», в эпоху, когда «Бог умер», и Человеку нет иного оправдания, кром
е как в самом себе. Вспомним горьковское: «Всё Ц в Человеке, всё Ц для Чел
овека!» Если не воспринимать эти слова как бравурный девиз, то обнажится
их страшный смысл: если все оправдание только в Человеке, а он смертен, зна
чит, жизнь бессмысленна? Да, отвечает Камю, жизнь бессмысленна, но в том-то
и заключено высшее достоинство Человека и его вызов богам, что он может ж
ить и творить, сознавая бессмысленность жизни.
То, что Камю понимал как трагическую проблему, которая не может иметь реш
ения, ибо Сизиф вечно обречен катить камень в гору, в поэме Горького предс
тавало апофеозом гордого человека, который не просто один во Вселенной,
«на маленьком куске земли, несущемся с неуловимой быстротою куда-то в гл
убь безмерного пространства», не просто «мужественно движетсяЦ впере
д! иЦ выше!» (вспомним Сизифа), но и обязательно придет «к победам над всем
и тайнами земли и неба».
Однако в конце собственной поэмы Горький противоречит себе, так как объя
вляет, что «Человеку нет конца пути». Но если конца пути нет, то и побед над
всеми тайнами земли и неба не будет, и надо либо признавать быт
ие Божье и непостижимость Его для Человека, как сделал это праведный Иов,
либо уходить, как Камю, в разумный стоицизм: Бога нет, и жизнь бессмысленна
, но, по крайней мере, я, осознающий это, не сходящий от этого с ума и даже спо
собный творить, пока существую.
Если бы Леонид Андреев дожил до открытий французских экзистенциалисто
в Ц Габриеля Марселя, Альбера Камю, Жана Поля Сартра и других, чье творчес
тво Андреев, как и Горький, во многом предвосхитил, возможно, его мятущийс
я ум нашел бы какую-то опору. Но в начале века он мог опираться только на ре
лигиозные искания Льва Толстого, которые, как мы знаем, привели его к атеи
зму и нигилизму, а также на мыслительные и духовные поиски своего друга
Ц Горького.
Вот почему он с жадностью прочитал в первом сборнике «Знания» «Человека
» Горького и немедленно пылко и сочувственно отреагировал.
Это сочувствие тем более трогательно, что, во-первых, на «Человека» обруш
ились практически все, а во-вторых, в поэме была не просто полемика со взг
лядами Андреева на Человека и Смерть, но и прозрачное отрицание Андреева
как возможного соратника Горького.
Поэма «Человек» ошеломила даже благоволящего к Горькому В.Г.Короленко. Ч
уткий художник, защитник униженных и оскорбленных, Короленко почувство
вал в философии Горького страшный разрыв между новым гуманизмом и челов
ечностью. Это было уже и в ранних рассказах Горького, и особенно в пьесе «Н
а дне», но там ответственность за свои речи брали на себя персонажи, а здес
ь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117