Есть в музыке понятие контрапункта, когда одна мелодия вступает в конфли
кт с другой и рождается музыкальный эффект. Этот образ из «Детства», как и
многие другие в повести, построен по принципу контрапункта. Фраза начина
ется в одной тональности, затем на нее накладывается другая. И взрывает г
армонию.
С уходом деда, с его жестоким, но ясным и понятным Богом, в доме Кашириных н
ачинается языческое, русское «дионисийское» действо.
Водка размягчает сердце русского человека. Дядя Яков поет жалостливые п
есни, такие, что Алеша плачет «в невыносимой тоске», а Цыганок весело, ухар
ски пляшет, «неутомимо, самозабвенно, и казалось, что, если открыть дверь н
а волю, он так и пойдет плясом по улице, по городу, неизвестно куда…»
Все эти лица еще индивидуальны. Куда более смутными видятся мастер Григо
рий, нянька Евгенья и «волосатый успенский дьячок». Но остальные, «какие-
то темные, скользкие люди», уже вовсе неразличимы, а только похожи на «щук
и налимов». Между тем они тоже составляют окружение бабушки Акулины. Это
ее «мир», это омут, в который бабушка непременно утянет за собой Алешу, как
ведьма утащила братика Иванушку в русской сказке, если Алеша останется
верен своему богу.
Ценой убийства в себе этого милого, доброго и очень русского бога Пешков
станет М.Горьким.
Когда Горький писал «Детство», «В людях» и «Мои университеты», он это пре
красно понимал. Тем более что уже в 1895 году в «Самарской газете» он опублик
овал первый набросок к будущему «Детству» (изначально повесть замыслив
алась под названием «Бабушка»), очерк «Бабушка Акулина», который с тех по
р благоразумно не включал в свои сборники и собрания сочинений, как бы по
хоронив в прошлом образ реально существовавшей Акулины Ивановны, чтобы
затем воскресить его в мифотворческом образе Бабушки.
В очерке «Бабушка Акулина» рассказывается о нищей старухе, которая живе
т в сыром подвале, собирая вокруг себя городскую шваль, отходы человечес
кого общества, больных алкоголизмом и распущенных до такой степени, что
они не стесняются жить за счет нищей старухи.
«Бабушка Акулина была филантропкой Задней Мокрой улицы. Она собирала ми
лостыню, а в виде подсобного промысла, иногда, при удобном случае, немножк
о воровала. Около нее всегда ютилось человек пятьдесят «внучат», и она вс
егда ухитрялась всех их напоить и накормить. «Внучатами» являлись самые
отчаянные пропойцы-босяки, воры и проститутки, временно, по разным причи
нам, лишенные возможности заниматься своим ремеслом. <…> Вся улица знала е
е, и слава о ней выходила далеко за пределы улицы. Но все-таки, на языке босы
х и загнанных людей, «попасть во внучата» значило дойти до самого печаль
ного положения; поэтому бабушка Акулина как бы знаменовала собой, крайню
ю ступень неудобств жизни и, пользуясь большой известностью за свою фила
нтропическую деятельность, не пользовалась любовью со стороны опекаем
ых ею людей».
Вот куда утащил бы Алексея этот добрый бог, если бы он прислушался к совет
у тоже очень доброго, но полуслепого (что символично!) мастера Григория «д
ержаться» бабушки.
«Мои университеты», начало повести, отплытие Алеши Пешкова в Казань:
«Провожая меня, бабушка советовала:
Ц Ты не сердись на людей, ты сердишься все, строг и заносчив стал! Это Ц от
деда у тебя, а что он, дед? Жил, жил, да в дураки и вышел, горький старик. Ты одн
о помни: не Бог людей судит, это Ц черту лестно! Прощай, ну!»
«За последнее время, Ц признается Горький, Ц я отошел от милой старухи
и даже редко видел ее, а тут вдруг с болью почувствовал, что никогда уже не
встречу человека, так плотно, так сердечно близкого мне».
В сердце Кая благодаря слезам Герцы тает льдинка Снежной Королевы. Алеша
Пешков, напротив, «с болью» вырывает из сердца «теплого» бога, зная, что с
этим «теплым» богом он пропадет и «Бог дедушки» надежнее. Беда в том, что о
н не любит дедушкиного Бога и не понимает Его.
Через некоторое время он попытается создать нового бога и назовет его «Ч
еловек». Но даже гуманист Владимир Короленко смутится, прочитав поэму Го
рького с одноименным названием и увидев этот поистине ледяной образ Чел
овека, одиноко шествующего во Вселенной. Через десять лет Горький вспомн
ит о «теплом» боге Ц своей бабушке и поэтично воскресит ее в «Детстве». Н
о убийство в себе живого бога не пройдет бесследно.
В начале девяностых годов Горький еще не понимал этого. В очерке «Изложе
ние фактов и дум, от взаимодействия которых отсохли лучшие куски моего с
ердца» (1893 г.) бабушка Акулина названа просто «бабкой», и никакой идеализац
ии ее там нет: «Пила она сильно и однажды чуть не умерла от этого. Помню, как
ее отливали водой, а она лежала в постели с синим лицом и бессмысленно рас
крытыми, страшными, тусклыми глазами».
Сравните это с началом «Детства», написанного двадцать лет спустя, где т
оже изображена пьяная бабушка: «…вся сияет, а глаза у нее радостно расшир
ены…»
Во-вторых, у этой бабушки нет своего бога.
Да и откуда бы ему взяться у неграмотной старухи, когда-то вышедшей замуж
за грамотного «по-церковному» Василия Каширина? Илья Груздев считает, ч
то замуж она вышла четырнадцати лет от роду, а в одном из писем к Груздеву
Горький сообщает: «Бабушка Акулина никогда не рассказывала о своем отце
; мое впечатление: она была сиротою. Возможно Ц внебрачной, на что указыва
ет «бобыльство» ее матери и раннее нищенство самой бабушки…» Что означа
ет Ц «раннее нищенство»? Значит ли это, что четырнадцатилетняя Акулина
Муратова была, по сути, профессиональной нищенкой?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117