Потому чт
о Колдун отличается от «людей». Есть в нем какая-то загадка, какая-то ошиб
ка в сотворении человека суровым и нелюбимым дедушкиным Богом. Истина «ч
то не от Бога, то от дьявола» заключает в себе, по мнению Алеши, прямолиней
ную и неинтересную мораль. Как и конец сказки о гордом Колобке.
«Ц Ах, Боже мой! Боже мой…
Ц Да читай же, чертова кость!
Ц Пешков, иди читать.
Ц У меня немытой посуды много.
Ц Максим вымоет.
Он грубо гнал старшего посудника на мою работу, тот со зла бил стаканы, а б
уфетчик смиренно предупреждал меня:
Ц Ссажу с парохода…»
Однако ссадил с парохода Алешу сам Колдун. Так закончилась история их др
ужбы-вражды. Испытания со стороны Колдуна и упертости в своих сомнениях
со стороны Алеши.
«Взяв меня под мышки, приподнял, поцеловал и крепко поставил на палубу на
пристани. Мне было жалко и его и себя; я едва не заревел, глядя, как он возвра
щается на пароход, расталкивая крючников, большой, тяжелый, одинокий…
Сколько потом встретил я подобных ему добрых, одиноких, отломившихся от
жизни людей!..»
Правильнее было бы сказать иначе: «отломившихся от людей человеков».

Искуситель

Известно, что в Казани Алексей не только родился «духовно», но пытался по
кончить с собой физически. Кстати, между тем и другим существует не прост
о естественная, но взаимозависимая связь.
Повесть «Мои университеты»: «Итак Ц я еду учиться в Казанский университ
ет, не менее того.
Мысль об университете внушил мне гимназист Н. Евреинов, милый юноша, крас
авец с ласковыми глазами женщины. Он жил на чердаке в одном доме со мною, о
н часто видел меня с книгой в руке, это заинтересовало его, мы познакомили
сь, и вскоре Евреинов начал убеждать меня, что я "обладаю исключительными
способностями к науке"».
Так на пути нижегородского Колобка возник искуситель. В его облике, в отл
ичие от кряжистого колдуна Смурого, есть что-то «женски» лукавое. Евреин
ов ветрен и легкомыслен. Коварно совращает Алексея на путь служения наук
е и затем чисто «по-женски» бросает его мыкаться в Казани.
Во всяком случае, так изображен в повести молодой Николай Владимирович Е
вреинов (1864Ц 1934). На этот раз несомненно реальный человек, сын письмоводите
ля, гимназист, а затем студент физико-математического факультета Казанс
кого университета, «диссидент», добровольно, «в знак протеста», покинувш
ий университетские стены после разгрома студенческого движения за отм
ену всех сословных ограничений при приеме в alma mater. Вместе с ним подписал кол
лективное письмо-«уход» и некий Владимир Ульянов.
Горький не осуждает Евреинова ни в «Моих университетах», ни позже в пись
мах к Груздеву, понимая, что юношей двигало «доброе сердце». Он подарил Ал
еше несколько недель сладких иллюзий. «… В Казани я буду жить у него, пройд
у за осень и зиму курс гимназии, сдам «кое-какие» экзамены Ц он так и гово
рил: «кое-какие», Ц в университете мне дадут казенную стипендию, и лет че
рез пять я буду «ученым»…»
Между прочим, добросердечный юноша был старше искушаемого на четыре год
а. Однако Алексей смотрит на искусителя несколько свысока. В свете своег
о жизненного опыта он быстро понимает, что такие, как Евреинов, добрые, сер
дечные люди, как правило, живут за счет поисков хлеба насущного близкими
людьми. В данном случае это была мать Николая Евреинова, кормившая на сво
ю нищенскую пенсию двух сыновей. Приглашая Пешкова в Казань, Николай по д
оброте сердечной сажал на шею матери третьего едока. «В первые же дни я ув
идал, с какой трагической печалью маленькая серая вдова, придя с базара и
разложив покупки на столе кухни, решала трудную задачу: как сделать из не
больших кусочков плохого мяса достаточное количество хорошей пищи для
трех здоровых парней, не считая саму?»
Серая вдова и Алеша сразу поняли друг друга. Алеша исправил ошибку Коли. У
шел от Евреиновых и стал жить своим трудом. Мечты об университете он похо
ронил.

Его школы

Приехавший в Казань с мыслью поступить в университет, старейший в России
после московского, Пешков не закончил не только гимназии, но не имел ника
кого среднего образования. Как, впрочем, и дворянин Бунин. Но Бунину родит
ели все-таки наняли домашнего учителя. Алексея же читать по-русски кое-к
ак наскоро научила мать Варвара во время одного из недолгих пребываний в
доме Кашириных. Дед научил его только церковной грамоте, да и то выборочн
о. Если верить «Детству», придя в школу, Алеша не знал ни ветхозаветной, ни
христианской истории, но зато наизусть читал псалмы и жития святых, чем н
емало изумил архиепископа Хрисанфа, однажды посетившего их школу. По-ви
димому, дед Василий был «начетчиком» в точном смысле слова, то есть тайны
м старообрядцем, не признававшим никонианской Библии, не говоря уже о св
етской литературе.
Недолго мальчик учился в приходской школе, заболел оспой и был вынужден
прекратить учение. Потом два класса в слободском начальном училище в Кун
авине, пригороде Нижнего, где Алеша некоторое время жил с матерью и отчим
ом. «Я пришел туда (в училище. Ц П.Б.) в материных башмаках, в паль
тишке, перешитом из бабушкиной кофты, в желтой рубахе и штанах «навыпуск
», все это сразу было осмеяно, за желтую рубаху я получил прозвище «бубнов
ого туза». С мальчиками я скоро поладил, но учитель и поп невзлюбили меня…
» («Детство»)
Кстати, «Детство» писалось в то самое время, когда футурист Маяковский, д
ворянин по происхождению, эпатировал «буржуазную» публику желтой кофт
ой, а одна из футуристических групп называлась «Бубновый валет».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117