Куда уж горше одиночество! Но именно это и есть тот «совокупный» Человек,
за которого Сатин торжественно поднимал стакан водки, провожая в «после
дний путь» не только Актера, но и себя, и всех обитателей ночлежки. Тех, ког
о «пожалел» Горький-Лука, Горький-Сатин красиво «отпел».
О-о, они прекрасно поняли друг друга! Жалко «людей»? Конечно! «Все чернень
кие, все прыгают». Все «уважения» или хотя бы «жалости» просят.
Жалости Ц да сколько угодно! Но уважения Ц ни-ни! «Дубье… молчать о стар
ике! (Спокойнее). Ты, Барон, Ц всех хуже!.. ТыЦ ничего не понимаеш
ь… и врешь! Старик Ц не шарлатан! Что такое Ц правда? Человек Ц вот правд
а! Он это понимал… вы Ц нет! Вы Ц тупы, как кирпичи».
«Вы Ц все Ц скоты!» Вот вам и вся правда.
Вот и путь к разгадке мнимого противостояния Сатина и Луки. Любопытно, чт
о сам Горький не видел в пьесе противостояния. «В ней нет противостояния
тому, что говорит Лука. Основной вопрос, который я хотел поставить, это Ц
что лучше: истина или сострадание? Что нужнее? Нужно ли доводить сострада
ние до того, чтобы пользоваться ложью, как Лука? Это вопрос не субъективны
й, а общефилософский. Лука Ц представитель сострадания и даже лжи как ср
едства спасения, а между тем противостояния проповеди Луки представите
лей истины в пьесе нет. Клещ, Барон, Пепел Ц это факты жизни, а надо различа
ть факты от истины. Это далеко не одно и то же». Эти слова тоже из интервью Г
орького 1903 года, и они многое объясняют в «На дне». Лука и Сатин Ц не оппоне
нты, но два философа, которые не знают об «истине», но знают о «правде» и де
лают из нее противоположные практические выводы. Собственно говоря, это
две ипостаси Максима Горького.
«Правда» заключается в том, что для «этики будущего», этики двадцатого в
ека «люди» перестанут быть индивидуальными, духовно ценными единицами.
Попытка самоубийства какого-нибудь нового Алеши Пешкова уже не всколых
нет огромный город, не заставит церковь практически заниматься вопросо
м его духовного спасения. Жизнь же человеческая вообще не будет стоить л
оманого гроша. В грязные окопы пойдут миллионы людей, став «пушечным мяс
ом», пищей для вшей. В них будут не только стрелять, их будут травить ядови
тыми газами, как крыс, насекомых. Потом будет «красный террор», «голодомо
ры» тридцатых годов на Украине, на Кавказе, в Поволжье. Потом Ц печи Бухен
вальда, массовое истребление целых наций и даже рас. Хиросима. И многое др
угое, что станет «этикой будущего». Вот от чего убегает со своей последне
й жалостью Лука и над чем в глубоком отчаянии, хлопнув для храбрости стак
ан водки, пытается утвердить знамя «уважения» к Человеку Сатин.


ДЕНЬ ПЯТЫЙ: СИЛА И СЛАВА

Ко времени первой встречи с н
им слава его шла уже по всей России. Потом она только продолжала расти. Рус
ская интеллигенция сходила от него с ума… И вот, каждое новое произведен
ие Горького тотчас делалось всероссийским событием. И он все менялся и м
енялся Ц ив образе жизни, и в обращении с людьми.
Бунин. «Горький»

Испытание Льва, испытание Л
ьвом

Вспоминает Немирович-Данченко: «Весной 1902 года приехав в Ялту, я узнал, что
Алексей Максимович живет в Олеизе, и когда я к нему туда приехал, он мне пр
очел два первых акта «На дне». Там же находился Лев Толстой, с которым Горь
кий до этого уже встречался в Хамовниках и Ясной Поляне. Горький вспомин
ал: «Прочел ему сцены из пьесы «На дне», он выслушал внимательно, потом спр
осил: "Зачем вы пишете это?"»
Как ни странно, но можно предположить, что во время слушания пьесы Толсто
го одолевали те же сомнения, что и цензора Трубачова. В самом деле Ц зачем
? Толстой воспринимал мир и искусство органически. Если человек за стака
ном водки произносит монолог о гордом Человеке, значит, он просто бредит.
Белая горячка.
Толстой ждал от Горького произведений в «народном» вкусе. И вдруг такое!
Нет, он, конечно, оценил тот факт, что Горький еще в первых своих очерках и р
ассказах обратил внимание публики на человека «дна», на «совсем пропащи
х». «Мы все знаем, Ц записывает Толстой в дневнике 11 мая 1901 года в Ясной Пол
яне, Ц что босяки Ц люди и братья, но знаем это теоретически; он же (Горьки
й. Ц П.Б.) показал нам их во весь рост, любя их, и заразил нас этой
любовью. Разговоры его неверны, преувеличенны, но мы всё прощаем за то, что
он расширил нашу любовь».
В этой записи очень важна формулировка «заражать», так как главную цель
искусства Толстой видел именно в том, чтобы «заражать» читателя своими м
ыслями, чувствами, духовным настроем. И если Горькому удалось «заразить»
читателя любовью к босякам, следовательно, он выполнил, согласно Толсто
му, важную задачу.
А вот говоря о художественных достоинствах произведений Горького, Толс
той бывал к нему беспощаден. Разумеется, начинающего драматурга Горьког
о не мог не задеть «скучный» вопрос, как бы случайно брошенный великим ст
арцем: «Зачем вы пишете это?» Но едва ли он знал, какие пометки оставил Тол
стой на полях его «Очерков и рассказов». Часть горьковских книг, подарен
ных Толстому, хранится в яснополянском музее. Вот старческим, расслаблен
ным почерком он пишет карандашом на полях рассказа «Супруги Орловы»: «Ка
кая фальшь!» Ниже: «Фальшь ужасная!» Еще ниже: «Отвратительно!» А вот мнени
е Толстого о рассказе «Варенька Олесова», высказанное в двух словах: «Га
дко» и «Очень гадко». И только рассказу «Озорник» (милейшему, однако наиб
олее как бы «нейтральному» в ряду более ярких горьковских вешей) великий
Лев поставил «4», написав в конце текста рассказа:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117