) и кра
йне болезненно переживала это.
Андреевне (имеется в виду очерк Горького о Толстом. Ц П.Б.).
Она не нравилась мне. Я подметил в ней ревнивое, всегда туго и, пожалу
й, болезненно натянутое желание подчеркнуть свою неоспоримо огромную р
оль в жизни мужа. Она несколько напоминала мне человека, который, показыв
ая в ярмарочном балагане старого льва, сначала стращает публику силою зв
еря, а потом демонстрирует, что именно он, укротитель, Ц тот самый, единст
венный на земле, человек, которого лев слушается и любит. На мой взгляд, та
кие демонстрации были совершенно излишни для Софьи Толстой, порой Ц ком
ичны и даже несколько унижали ее. Ей не следовало подчеркивать себя еще и
потому, что около Толстого не было в те дни никого, кто был бы способен пом
еряться с его женою умом и энергией. Ныне, видя и зная отношение к ней со ст
ороны различных Чертковых, я нахожу, что и мотивы ревности к чужим людям, и
явное стремление встать впереди мужа, и еще кое-что неприятное в ней Ц в
сё это вызвано и оправдано отношением к жене Толстого и при жизни и после
смерти его».
Вот поистине рыцарское понимание роли в жизни Толстого женщины, которая
не любила самого Горького и была прежде неприятна ему! Для молодого Горь
кого Толстой был бог. Для Софьи Андреевны Ц муж-писатель, на которого смо
трел весь мир. И отец ее детей.
«Кратко говоря: Лев Толстой был самым сложным человеком среди всех крупн
ейших людей XIX столетия. Роль единственного интимного друга, жены, матери
многочисленных детей и хозяйки дома Льва Толстого, Ц роль неоспоримо о
чень тяжелая и ответственная. Возможно ли отрицать, что София Толстая лу
чше и глубже, чем кто-либо иной, видела и чувствовала, как душно, тесно гени
ю жить в атмосфере обыденного, сталкиваться с пустыми людьми? Но в то же вр
емя она видела и понимала, что великий художник поистине велик, когда тай
но и чудесно творит дело духа своего, а играя в преферанс и проигрывая, он
сердится, как обыкновенный смертный, и даже порою неосновательно сердит
ся, приписывая свои ошибки другому, как это делают простые люди и как, веро
ятно, делала она сама…
Уже один факт неизменности и длительности единения с Толстым дает Софии
Андреевне право на уважение всех истинных и ложных почитателей работы и
памяти гения; уже только поэтому господа исследователи «семейной драмы
» Толстого должны бы сдержать свое злоязычие, узко личные чувства обиды
и мести, их «психологические розыски», несколько напоминающие грязнень
кую работу полицейских сыщиков, их бесцеремонное и даже циническое стре
мление приобщиться хоть кожей пальцев к жизни величайшего писателя».
Последние строки очерка «О С. А. Толстой» не оставляют сомнения, что в 1924 го
ду Горький уже не смотрел на Толстого как на бога. И хотя в приведенных стр
оках речь идет главным образом о жене Толстого, сама психологическая тон
альность финала убеждает в том, что для Горького Лев Толстой Ц гений и ве
личайший русский писатель, но… не бог.
«В конце концов Ц что же случилось?
Только то, что женщина, прожив пятьдесят трудных лет с великим художнико
м, крайне своеобразным и мятежным человеком (курсив мой.
Ц П.Б.), женщина, которая была единственным другом на всем его жизнен
ном пути и деятельной помощницей в работе, Ц страшно устала, что вполне п
онятно.
В то же время она, старуха, видя, что колоссальный человек (курс
ив мой. Ц П.Б.), муж ее, отламывается от мира, почувствовала себя
одинокой, никому не нужной, и это возмутило ее.
В состоянии возмущения тем, что чужие люди отталкивают ее прочь с места, к
оторое она полвека занимала, София Толстая, говорят, повела себя недоста
точно лояльно по отношению к частоколу морали, который возведен для огра
ничения человека (курсив мой. Ц П.Б.) людями (так у Го
рького. Ц П.Б), плохо выдумавшими себя.
Затем возмущение приняло у нее характер почти безумия.
А затем она, покинутая всеми, одиноко умерла, и после смерти о ней вспомнил
и для того, чтобы с наслаждением клеветать на нее.
Вот и всё».
Как удивительно просто и глубоко понял Горький «семейную драму» Толсты
х! Насколько в очерке о самом Льве Толстом он путался в определениях, не по
нимая, с какой стороны, с какого бока подойти к великому Льву и как миноват
ь его когтей, настолько по-человечески просто и благородно написал он о ж
ене Толстого, тем самым наконец доказав, что он выдержал «испытание Льво
м». Не благодаря уму. Благодаря «умному сердцу».
Но ведь именно это (руководствоваться своим «умным сердцем») и завещал е
му Толстой. Старик все же победил его!

Горький, Бунин и Шаляпин

Жизнь Горького в период написания «На дне» ничем не отличалась от жизни
вполне обычного писателя. Впрочем, уже хлебнувшего известности. Но еще н
е ставшего в точном смысле «властителем дум», кумиром.
Он и от провинции-то еще не отпочковался. Но уже не бедствует, есть средст
ва. По свойственной ему щедрости тратит их направо и налево. Чувствует се
бя физически хорошо. «Новый век я встретил превосходно, в большой компан
ии живых духом, здоровых телом, бодро настроенных людей», Ц пишет он К.П.П
ятницкому. Живет в Нижнем Новгороде. В столицах ему не понравилось.
Например, в октябре 1900 года (работа над «На дне» только еще приближается) во
время премьеры пьесы Чехова «Чайка» в Московском Художественном театр
е произошел скандал. Великая пьеса, ставшая впоследствии признанным мир
овым шедевром наравне с «Гамлетом», «оселком» для проверки высшего режи
ссерского мастерства, во время премьеры в Москве успеха не имела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117