Умерла, разрешившись вторым сыном (первого звали Вадим),
Даней, Даниилом, будущим религиозным мыслителем, визионером, поэтом, кот
орого называют «русским Данте», «русским Сведенборгом».
Крестным отцом Даниила был Максим Горький. Но затем пути крестного и кре
стника решительно разойдутся: Горький станет великим «пролетарским пи
сателем», «основоположником социалистического реализма», Даниил Леони
дович, отслужив в Красной Армии, окажется во владимирской тюрьме, где буд
ет сидеть до самой смерти Сталина и где придет к нему видение «Розы мира» (
название его знаменитого поэтического трактата).
Не в состоянии управляться с малолетним сыном, Андреев отправил Даню в М
оскву, к бабушке по матери, урожденной Шевченко. И впоследствии, когда Анд
реев с новой женой, Анной Ильиничной, Вадимом и новыми детьми, Верой, Савво
й и Валентином, стали жить в Финляндии, Даниил оставался в Москве, где его
застигла революция.
О том, насколько мучительно переживал Андреев смерть «дамы Шуры» (как шу
тливо называл ее Горький, и ей нравилось это прозвище), можно судить по его
письму от 23 ноября 1906 года, за два дня до кончины его жены:
«Милый Алексей! Положение очень плохое. После операции на 4-й день явилась
было у врачей надежда, но не успели обрадоваться Ц как снова жестокий оз
ноб и температура 41,2. Три дня держалась только ежечасными впрыскиваниями
кофеина, сердце отказывалось работать, а вчера доктора сказали, что наде
жды в сущности никакой и нужно быть готовым. Вообще последние двое суток
с часу на час ждали конца. А сегодня утром Ц неожиданно хороший пульс, и т
ак весь день, и снова надежда, а перед тем чувствовалось так, как будто она
уже умерла. И уже священник у нее был, по ее желанию, приобщили. Но к вечеру с
егодня температура поднялась, и начались сильные боли в боку, от которых
она кричит, и гнилостный запах изо рта. Очевидно, заражение проникло в лег
кие, и там образовался гнойник. Если выздоровеет, то весьма вероятен тубе
ркулез. Но это-то не так страшно, только бы выздоровела.
Сейчас, ночью, несмотря на морфий, спит очень плохо, стонет, задыхается, ра
зговаривает во сне или в бреду. Иногда говорит смешные вещи.
И мальчишка (Даниил. Ц П.Б.) был очень крепкий, а теперь заброше
нный, с голоду превратился в какое-то подобие скелета с очень серьезным в
зглядом.
И временами ошалеваешь ото всего этого. Третьего дня я все смутно искал к
акого-то угла или мешка, куда бы засунуть голову, Ц все в ушах стоят крики
и стоны. Но вообще-то я держусь и постараюсь продержаться. Ведь ты знаешь,
она действительно очень помогала мне в работе.
До свидания. Поцелуй от меня Марию Федоровну.
Твой Леонид
Не удивляйся ее желанию приобщиться, она и всегда была в сущности религи
озной. Только поп-то настоящий уехал в Россию, а явился вместо него какой-
то немецкий поп, не знающий ни слова по-русски. Служит по-славянски, то ест
ь читает, но, видимо, ничего не понимает. И Шуре, напрягаясь, пришлось приис
кивать немецкие слова. 32 дня непрерывных мучений!»
В декабре 1906 года Андреев вместе со старшим сыном Вадимом приехал на Капр
и к Горькому.
Но прежде надо представить себе положение Горького в Италии. Его америка
нская поездка фактически сорвалась и сопровождалась постоянным сканда
лом: его с М.Ф.Андреевой, как невенчанных, отказались пустить в какую-либо
гостиницу, даже самую захудалую.
Впрочем, поначалу Горький даже был восхищен Америкой, особенно Нью-Йорк
ом, по распространенной ошибке всякого вновь приезжего путая всю Америк
у с Нью-Йорком, и даже не со всем Нью-Йорком, а с Манхеттеном. «Вот, Леонид, гд
е нужно тебе побывать, Ц уверяю тебя. Это такая удивительная фантазия из
камня, стекла, железа, фантазия, которую создали безумные великаны, уроды,
тоскующие о красоте, мятежные души, полные дикой энергии. Все эти Берлины,
Парижи и прочие «большие» города Ц пустяки по сравнению с Нью-Йорком. Со
циализм должен впервые реализоваться здесь…»
Через несколько дней он уже изменил свое отношение к стране и писал Андр
ееву:
«Мой друг, Америка изумительно-нелепая страна, и в этом отношении она инт
ересна до сумасшествия. Я рад, что попал сюда, ибо и в мусорной яме встреча
ются перлы. Например, серебряные ложки, выплеснутые кухаркой вместе с по
моями.
Америка Ц мусорная яма Европы. <…>
Я здесь все видел Ц М.Твена, Гарвардский университет, миллионеров, Гидди
нгса и Марка Хаша
Франклин Гиддингс Ц американский социолог. Эдвин Маркхэм (Горький
ошибочно называет его Марком Хашем) Ц американский поэт.
, социалистов и полевых мышей. А Ниагару Ц не видал. И не увижу. Не хоч
у Ниагары.
Лучше всего здесь собаки, две собаки Ц Нестор и Деори. Затем Ц бабочки. У
дивительные бабочки! Пауки хорошо. И Ц индейцы. Не увидав индейца, нельзя
понять цивилизацию и нельзя почувствовать к ней надлежащего по силе пре
зрения. Негр тоже слабо переносит цивилизацию, но негр любит сладкое. Он м
ожет служить швейцаром. Индеец ничего не может. Он просто приходит в горо
д, молча, некоторое время смотрит на цивилизацию, курит, плюет и молча исче
зает. Так он живет, и когда наступит час его смерти, он тоже плюется, индеец!

Еще хороши в Америке профессора и особенно психологи. Из всех дураков, ко
торые потому именно глупы, что считают себя умными, эти самые совершенны
е. Можно ездить в Америку для того только, чтобы побеседовать с профессор
ом психологии. В грустный час ты сядешь на пароход и, проболтавшись шесть
дней в океане, вылезаешь в Америке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117