«Хорошо было Христа р
ади жить…» Ц так рассказывает она Алексею о своем прошлом.
Так или иначе, но ее поведение еще до краха каширинского благополучия со
всем не отвечает поведению супруги цехового старшины, гласного Городск
ой думы, метящего на место главы ремесленников. И ее влияние на детей, о ко
тором с горечью кричит дед Василий, тоже. Зато истинно русская «мощная» к
расота дочери Варвары, у которой «прямые серые глаза, такие же большие, ка
к у бабушки», тяжелые светлые волосы и свободолюбивый нрав, говорят о том,
что эти черты достались ей не от «сухого», «с птичьим носом» Василия, книж
ника и начетчика, а от матери-«ведьмы», Акулины Ивановны. Как и, увы, склонн
ость ее сыновей к водочке.
Бабушка странно молится, и это объясняет тот факт, что в доме Сергеевых Ал
ексей вдруг целует иконный образ Богородицы в губы.
«Глядя на темные иконы большими светящимися глазами, она советует богу с
воему:
Ц Наведи-ко ты, Господи, добрый сон на него, чтобы понять ему, как надобно
детей-то делать!»
Поначалу можно подумать, что у бабушки и в самом деле какой-то «свой» бог.
Но дальнейшая ее молитва говорит о том, что это просто невинное обращени
е доброй неграмотной старухи к Богу, где личные семейные просьбы перемеш
аны с обрывками канонической православной молитвы.
«Крестится, кланяется в землю, стукаясь большим лбом о половицу, и, снова в
ыпрямившись, говорит внушительно:
Ц Варваре-то улыбнулся бы радостью какой! Чем она Тебя прогневала, чем г
решней других? Что это: женщина молодая, здоровая, а в печали живет. И вспом
ни, Господи, Григорья, Ц глаза-то у него всё хуже. Ослепнет, Ц по миру пойд
ет, нехорошо! Всю свою силу он на дедушку истратил, а дедушка разве поможет
… О Господи, Господи!»
«Ц Что еще? Ц вслух вспоминает она, приморщив брови. Ц Спаси, помилуй вс
ех православных; меня, дуру, окаянную, прости. Ц Ты знаешь: не со зла грешу…
»
« Ц Всё Ты, родимый, знаешь, всё Тебе, батюшка, ведомо».
В этой бесхитростной молитве неграмотной старухи только строгий начет
чик, вроде дедушки Василия, заподозрит ересь.
Совсем иное Ц молитвы бабушки, обращенные к Богородице.
«Выпрямив сутулую спину, вскинув голову, ласково глядя на круглое лицо К
азанской Божьей Матери, она широко, истово крестилась и шумно, горячо шеп
тала:
Ц Богородица Преславная, подай милости Твоея на грядущий день, матушка!

Кланялась до земли, разгибала спину медленно и снова шептала все горячей
и умиленнее:
Ц Радости источник, красавица пречистая, яблоня во цвету!
Она почти каждое утро находила новые слова хвалы, и это всегда заставлял
о меня вслушиваться в молитву ее с напряженным вниманием.
Ц Сердечушко мое чистое, небесное! Защита моя и покров, солнышко золотое
, Мати Господня, охрани от наваждения злого, не дай обидеть никого, и меня б
ы не обижали зря!»
Дедушка злится, слыша все это:
« Ц Сколько я тебя, дубовая голова, учил, как надобно молиться, а ты все сво
е бормочешь, еретица! Как только терпит тебя Господь! <…> Чуваша проклятая!
Эх вы-и…»
Вот еще одно возможное объяснение странной «религии» бабушки. «Чуваша!»
Языческая кровь бродит в ней и в детях, взрывая когда-то насильно привито
е ее народу христианство. Культ Богородицы, плодоносящей силы, ближе ей, ч
ем суровый Бог, которому молится дед Василий. Да она просто не понимает Бо
га как первооснову мироздания. Кто Его-то родил? Понятное дело, Богородиц
а! Бого-родица.
И хотя Алеша, уже обученный дедом церковной грамоте, объясняет ей, что это
не так, бабушка все равно сомневается. Она язычница чистой воды. Восприня
в от христианства идею милосердия, она так и не стала церковной христиан
кой в строгом смысле. И вот это нравится Алексею! Не столько идея милосерд
ия, сколько подмена Бога Богородицей, Матерью мира, а значит, и его Матерью
! Вот почему он целовал Богородицу в губы.
Но это, в конце концов, означало страшное. Отодвигая от себя бабушку, «тепл
ого» бога, «убивая» этого бога в себе, он «убивал» в себе Мать и такой цено
й становился самостоятельным человеком. О да, конечно, эта дорогая «моги
ла» оставалась в его душе! Она питала его творчество, причем лучшие его ст
ороны. Но «отсохшие», по его выражению, части сердца были уже невосстанов
имы. Отправляясь в Казань, Пешков заключал договор с новым богом, упрямым,
любопытным и жестокосердным. Да, этот новый бог был ближе к «Богу дедушки
», как Его понимал Алексей. Но и ближе к тому, о чем писал Мережковский, глуб
око понявший религиозный дуализм Горького.
«…отца опустили в яму, откуда испуганно выскочило много лягушек. Это мен
я испугало, и я заплакал. Подошла мать, у нее было строгое, сердитое лицо, от
этого я заплакал сильнее. Бабушка дала мне крендель, а мать махнула рукой
и, ничего не сказав, ушла. Всё об отце (курсив мой. Ц П.Б.).
Мало. Я бы, наверное, больше оставил моим детям и уж во всяком случае н
е забыл извиниться перед ними в том, что они обязаны существовать по моей
вине (наполовину, по крайней мере). Это обязанность каждого порядочного о
тца, прямая обязанность…» («Изложение фактов и дум…»)
Став невольным отцеубийцей (когда отец заразился от него холерой), мален
ький Алеша лишился не только отца, но и матери.
«Я лежал в саду в своей яме (снова яма! Ц П.Б.), а она гуляла по дор
ожке невдалеке от меня со своей подругой, женой одного офицера.
Ц Мой грех перед Богом, Ц говорила она, Ц но Алексея я не могу любить. Ра
зве не от него заразился холерой Максим <…> и не он связал меня теперь по ру
кам и по ногам?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117