В то же время именно в период правления Сталина были уничтожены прекрасн
ые поэты и прозаики. И понять логику этих казней и «немилостей» (даже если
пытаться встать на точку зрения тирана) в некоторых случаях невозможно.
Уничтожили Даниила Хармса, но до поры не трогали Бориса Пастернака. Стар
ательно истребляли лучших крестьянских писателей Ц Клюева, Орешина, Кл
ычкова, Васильева. От очерка «Впрок» Андрея Платонова Сталин пришел в та
кое неописуемое бешенство, что автор на всю жизнь был вычеркнут из списк
а советских писателей. С другой стороны, не был запрещен «Тихий Дон».
Известно одно: Сталин придавал литературе огромное значение и вел с круп
ными писателями свою, достаточно сложную «игру». Конечно, это не была инт
рига того накала страстей, которую Сталин вел с «оппозицией». Но это были
тоже весьма напряженные и по-своему даже увлекательные «игры» (только н
е для тех, кого в конце этой «игры» казнили) между литературой и Сталиным.
И вот в эту «игру» Горький решил ввязаться, рассчитывая на свой мировой а
вторитет и понимая, что Сталин нуждается в нем.
В короткий период правления Ленина ничего подобного быть не могло. Ленин
интересовался не литературой, а «партийной литературой». Наконец, ему б
ыло не до литературы. В стране шла гражданская война, царил социальный ха
ос, власть коммунистов находилась под постоянной угрозой. Но в конце два
дцатых годов многое изменилось, по крайней мере в столицах. Жизнь в СССР
Ц ее фасадная часть Ц налаживалась. О страшном голоде на Украине 1929 года,
унесшем миллионы жизней и сделавшем миллионы детей беспризорными, то ес
ть малолетними проститутками и преступниками, советские газеты, разуме
ется, ничего не писали. О свержении коммунистической власти не могло быт
ь и речи. У власти появилась возможность обращать внимание на то, что всег
да больше всего интересовало Горького: искусство, литература, наука, соц
иальная педагогика. К литературе со стороны советской власти стал прояв
ляться повышенный интерес. Молодые советские писатели Ц Федин, Каверин
, Вс.Иванов, Зощенко и другие Ц могли массовыми тиражами печататься в жур
налах, издавать книги, могли жить на гонорары, как это было до революции.
Над всеми ними, разумеется, висел дамоклов меч коммунистической идеолог
ии. Но, во-первых, многие из них действительно разделяли эту идеологию, а в
о-вторых, писатель, занятый литературным трудом, способен преодолеть ид
еологию, «переварив» ее по законам художественного творчества. И в этом
тоже была «игра» Ц опасная, но и увлекательная.
Советских писателей, пусть и не без волокиты, стали выпускать за границу.
Почти каждый из них считал святым долгом посетить соррентинского отшел
ьника, выразить свое почтение и привезти с родины «общий поклон». Напомн
ить, что его ждут, ему всегда рады и вообще его место там, а не здесь. Кстати,
эти писательские командировки с непременным заездом к Горькому в Сорре
нто тоже были частью политики Сталина, направленной на его возвращение в
СССР. Горькому давали понять: смотрите, как свободно разгуливает по Евро
пе Всеволод Иванов, бывший сибирский типографский наборщик, а ныне знаме
нитый советский писатель. Разве это не свобода, Алексей Максимович? не то
ржество народной культуры, о которой вы, Алексей Максимович, мечтали?
Список советских писателей, которые посетили Горького в Сорренто, дейст
вительно впечатляет: A.Толстой, О.Форш, Л.Леонов, Вс.Иванов, С.Маршак, Ф.Гладк
ов, А.Афиногенов, Л.Никулин, И.Бабель, B.Лидин, В.Кин, В.Катаев, А.Веселый, Н.Асее
в, П.Коган, А.Жаров, А.Безыменский, И.Уткин и другие. Только Шолохову не удало
сь до него добраться. Но кто был в этом виноват? Сталин? Отнюдь. После письм
а Горького к Сталину с просьбой ускорить выдачу Шолохову загранпаспорт
а паспорт был незамедлительно выдан. А вот итальянские власти застопори
ли выдачу визы.
Из всех писателей, посетивших Горького в Сорренто, почти никто реально н
е следовал за ним, то есть не учился у него писать. Горький не мо
г не понимать этого, читая публикации и книги Зощенко, Каверина, Леонова, В
с.Иванова и других. Не мог не видеть, что куда более авторитетными для них
являются не слишком любимые им Гоголь и Достоевский, а из более современ
ных, например, Андрей Белый и Борис Пильняк. Но Горький двадцатых годов ещ
е не впал в «вождизм». Его письма к «молодым» исполнены пониманием их пои
сков, хотя и не без некоторого ворчания на стилистические огрехи и чрезм
ерную любовь к Андрею Белому и «нигилисту» Борису Пильняку. Наконец, сам
факт, что в нем нуждаются, его ждут в СССР молодые азартные советские писа
тели (а у них был резон иметь защиту в лице Горького как от власти, так и от «
напостовской» погромной критики), не мог не растрогать его в условиях от
шельничества и откровенной травли со стороны эмиграции.
Это был весомый аргумент в пользу возвращения в СССР. Думается, более вес
омый, чем финансовые проблемы. И все же Горький колебался.
Деятель по натуре, он не мог долго заниматься чистым творчеством. Начаты
й в Сорренто «Клим Самгин» грозил стать безразмерным. К тому же Горький в
сегда умел сочетать творчество и деятельность. Так что не только сына Ма
ксима с женой, но и его самого тянуло в СССР. Однако он понимал, что цена его
возвращения слишком дорогая.
Кто первый пригласил Горького вернуться? Как ни странно, это был все тот ж
е Григорий Зиновьев. Уже в июле 1923 года Зиновьев как ни в чем не бывало пише
т Горькому в Берлин: «Пишу под впечатлением сегодняшнего разговора с при
ехавшим из Берлина Рыковым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117