Н.Прим
очкина. Если бы Бунин прочитал это, он не мог бы не оценить меткости и выра
зительности этого эпизода. Зачем Горький записал это в блокнот? Возможно
, только затем, чтобы сказать самому себе: если надо, если потребуется, я мо
гу «отхлестать» Бунина не менее зло и язвительно, чем он меня. Но, повторяе
м, публично он этого не сделал.
Перипетии присуждения Бунину Нобелевской премии (и соответственно неп
рисуждения Горькому, Шмелеву и Мережковскому Ц конкурентам Бунина) не и
меют прямого отношения к теме духовной судьбы Горького. Все же в жизни Го
рького это событие сыграло значительную роль. Судя по воспоминаниям Нин
ы Берберовой, Горький на премию некоторое время рассчитывал, и его возвр
ащение в СССР отчасти было связано с тем, что расчеты эти не оправдались.

В самой эмиграции присуждение Нобелевской премии Бунину было восприня
то неоднозначно. Так, Марина Цветаева, которая никогда не любила прозу Го
рького, как он не любил ее, по его словам, «истерические» стихи, писала в св
язи с этим: «Премия Нобеля. 26-го буду сидеть на эстраде и чествовать Бунина
. Уклониться Ц изъявить протест. Я не протестую, я только не согласна, ибо
несравненно больше Бунина: и больше, и человечнее, и своеобразнее, и нужне
е Ц Горький. Горький Ц эпоха, а Бунин Ц конец эпохи. Но Ц так как это поли
тика, так как король Швеции не может нацепить ордена коммунисту Горькому
… Впрочем, третий кандидат был Мережковский, и он также несомненно больш
е заслуживает Нобеля, чем Бунин, ибо если Горький Ц эпоха, а Бунин Ц коне
ц эпохи, то Мережковский Ц эпоха конца эпохи, и влияние его в Р
оссии и за границей несоизмеримо с Буниным, у которого никакого,
вчистую, влияния ни там, ни здесь не было. А «Посл<едние> новости», срав
нивавшие его стиль с толстовским (точно дело в «стиле», т.е. пере
Игра сл
ов у Цветаевой: «стиль», «стило», «перо», то есть то, чем пишешь.
, которым пишешь), сравнивая в ущерб Толстому, Ц просто п
озорны. Обо всем этом, конечно, приходится молчать».
Справедливости ради необходимо сказать, что Нобелевская премия была ку
да нужнее Бунину, чем Горькому. (Вопрос о Мережковском Ц сложнее. В какой
степени Мережковского можно считать художником, а в какой Ц философом?
Нобелевская премия вручается все же за литературу.) Горький имел выбор: о
статься за границей, порвав с коммунистами, или уехать в СССР. До самого по
следнего момента, то есть до отъезда в СССР в 1933 году, он колебался в этом вы
боре, да и с 1928 по 1933 год фактически жил «на два дома», зиму и осень проводя в С
орренто. У Бунина выбора не было.
Судьба расставила всё по своим местам. Горький, с его неуемной жаждой общ
ественной деятельности, уехал в СССР, чтобы стать тем, кем он стал: вождем
и узником одновременно. Бунин, с его стремлением к свободе, самосохранен
ию, огораживанию своего писательского «я» от постороннего влияния, полу
чив Нобелевскую премию, приобрел краткую материальную «передышку»
Значительна
я часть премии была благородно передана им нуждающимся писателям-эмигр
антам.
, но самое главное Ц мировое признание.
Бунин, «Записи»:
«9 ноября 1933 года, старый добрый Прованс, старый добрый Грасс, где я почти бе
звыездно провел целых десять лет жизни, тихий, теплый, серенький день поз
дней осени…
Такие дни никогда не располагают к работе. Все же, как всегда, я с утра за пи
сьменным столом. Сажусь за него и после завтрака. Но, поглядев в окно и вид
я, что собирается дождь, чувствую: нет, не могу. Нынче в синема дневное пред
ставление Ц пойду в синема.
Спускаясь с горы, на которой стоит Бельведер, в город, гляжу на далекие Кан
ны, на чуть видное в такие дни море, на туманные хребты Эстреля и ловлю себ
я на мысли: «Может быть, как раз сейчас где-то там, на другом краю Европы, ре
шается и моя судьба…»
В синема я, однако, забываю о Стокгольме.
Когда, после антракта, начинается какая-то веселая глупость под названи
ем «Бэби», смотрю на экран с особенным интересом: играет хорошенькая Кис
а Куприна, дочь Александра Ивановича. Но вот в темноте возле меня какой-то
осторожный шум, потом свет ручного фонарика и кто-то трогает меня за плеч
о и торжественно и взволнованно говорит вполголоса:
Ц Телефон из Стокгольма…
И сразу обрывается вся моя прежняя жизнь».


ДЕНЬ ШЕСТОЙ: ДРУЖБА-ВРАЖДА


Мне всегда казалось, что наша
дружба или вражда не есть только наше личное дело.
Из письма Леонида Андреева Г
орькому

Единственный друг

На известной фотографии 1902 года, сделанной в Нижнем Новгороде М.П.Дмитрие
вым, Горький и Леонид Андреев сидят вместе, тесно прижавшись друг к другу.
Горький обнял Андреева за плечо. Давайте внимательно всмотримся в фотог
рафию… Это был, наверное, наиболее романтический период их дружбы, когда
они только что познакомились и с интересом всматривались друг в друга, о
дновременно и узнавая себя в другом, и понимая, насколько они непохожие и
даже противоположные натуры.
«Он сел на диван вплоть ко мне и прекрасно рассказал о том, как однажды, бу
дучи подростком, бросился под товарный поезд, но, к счастью, угодил вдоль р
ельс, и поезд промчался над ним, только оглушив его. В рассказе было что-то
неясное, недействительное, но он украсил его изумительно ярким описание
м ощущений человека, над которым с железным грохотом двигаются тысячепу
довые тяжести. Это было знакомо и мне, Ц мальчишкой лет десяти я ложился
под балластный поезд, соперничая в смелости с товарищами, Ц один из них,
сын стрелочника, делал это особенно хладнокровно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117