Интересно, что именно в это время современники отмечали внешнее сходств
о Ницше и Горького. Ольга Форш в статье «Портреты Горького» писала: «Он се
йчас очень похож на Ницше. И не только пугающими усами, а более прочно. Мож
ет, каким-то внутренним родством, наложившим на их облики общую печать». З
агадка этого «двойничества», по-видимому, волновала и самого писателя. В
повести «О тараканах» Горький заметил: «Юморист Марк Твен принял в гробу
сходство с трагиком Фридрихом Ницше, а умерший Ницше напомнил мне Черно
горова Ц скромного машиниста водокачки на станции Кривая Музга».
Вопрос о «ницшеанстве» Горького Ц часть серьезной темы «Горький и миро
вая философия». И хотя он, особенно в поздние годы, резко отводил вопрос о
своем «ницшеанстве» в сторону, произведения его говорят сами за себя. Пр
ислушаемся к мнению критика Михаила Гельрота, писавшего в 1903 году: «…дожи
ви сам Ницше до наших дней, он к своему «единственному психологу», у котор
ого еще можно чему-то поучиться (Достоевскому), присоединил бы, с обычным
для него страстным увлечением, и г-на Горького».


ДЕНЬ ЧЕТВЕРТЫЙ: ПРАВДА ИЛИ С
ОСТРАДАНИЕ? (ПЬЕСА «НА ДНЕ»)

Сатин. Вы Ц все Ц скоты
! <…>
Сатин. Че-ло-век! Это Ц великолепно! Это звучит… гордо!

Горький. «На дне»

Рубежной в жизни и творчестве Горького является пьеса «На дне», которой
он, с сопутствующей ему всю жизнь жанровой скромностью дал подзаголовок
«Картины», хотя на самом деле пьеса является сложной философской драмой
с элементами трагедии.
Настоящая слава М.Горького Ц неслыханная, феноменальная, такая, какой н
е знал до него ни один не только русский, но и зарубежный писатель (исключе
ние может составить лишь Лев Толстой, но его слава росла постепенно, орга
нически, как и бывало в девятнадцатом веке, а со славой Горького случился
именно «взрыв»), Ц началась с постановки «На дне». До этого можно было го
ворить только о высокой популярности молодого прозаика.
Грандиозный успех постановки «На дне» 18 декабря 1902 года в Московском Худо
жественном театре под руководством К.С.Станиславского и В.И.Немировича-
Данченко превзошел все ожидания. В том числе и ожидания цензоров, которы
е, как предполагал Немирович-Данченко, разрешили постановку «лишь потом
у, что власти уверены в полном провале пьесы на спектакле». Любопытно зак
лючение цензора С.Трубачова после прочтения присланного в цензуру текс
та:
«Новая пьеса Горького может быть разрешена к представлению только с вес
ьма значительными исключениями и некоторыми изменениями. Безусловно н
еобходимо городового Медведева превратить в простого отставного солда
та, так как участие «полицейского чина» во многих проделках ночлежников
недопустимо на сцене. В значительном сокращении нуждается конец второг
о акта, где следует опустить из уважения к смерти чахоточной жены Клеща г
рубые разговоры, происходящие после ее кончины. Значительных исключени
й требуют беседы странника, в которых имеются рассуждения о Боге, будуще
й жизни, лжи и прочем. Наконец, во всей пьесе должны быть исключены отдельн
ые фразы и резкие грубые выражения…»
Сейчас проще всего посмеяться над мнением литературного чиновника Тру
бачова. (Хотя в то время автору и руководителям Московского Художественн
ого театра было не до смеха. Немирович потратил немало сил, чтобы спасти м
ногое из изъятого цензурой, в противном случае Горький отказывался от по
становки.) Но если вчитаться в цензорские слова в контексте старого врем
ени, то мы обнаружим вещи весьма интересные.
Например, предложение превратить городового в отставного солдата. Толь
ко ли заботой о чести полицейского управления диктовалось это требован
ие? Дело в том, что в России с 1867 года городовые набирались именно из отстав
ных солдат (реже из унтер-офицеров) по вольному найму для охраны порядка в
губернских и уездных городах, а также посадах и местечках. Городовой явл
ялся низшим полицейским чином. Таким образом, цензора смутило явное нару
шение правды жизни, как он ее видел вокруг себя. Отставной солдат, нанявши
йся в городовые (с приличным, кстати, заработком Ц от 150 до 180 рублей в год), хо
тя и мог оставаться «своим братом» ночлежникам, людям социально опустив
шимся, но участвовать в их плутнях он едва ли мог.
«По душе» он этих людей мог жалеть и понимать. Вспомним: кто подобрал на ул
ице Нижнего пьяную нищенку, бабушку Акулину, которая повредила себе ногу
и не могла идти сама? Это был городовой. «Он смотрел на нее сурово, тон его г
олоса был зол и резок, но бабушку Акулину все это не смущало. Она знала, что
он добрый солдат (курсив мой. Ц П.Б.), зря ее не обидит
, в часть не отправит Ц разве первый раз ему приходится поднимать ее на ул
ице?»
Это написал молодой Пешков в очерке «Бабушка Акулина». Между прочим, он н
е мог наблюдать этой сцены, ибо в тот момент, когда его бабушка умирала от
«антонова огня», находился в Казани. Он выдумал эту сцену, но выдумал ее в
согласии с правдой жизни, типической правдой. А вот в «На дне»
он зачем-то выдумывает нетипического городового Медведева,
который вместо того, чтобы степенно ходить свататься к Квашне и «не роня
ть» в глазах ночлежников своего пусть и низшего, но все же властного чина,
«скачет» вместе с ними по сцене. Это не могло не смутить цензора с точки зр
ения наивного реализма. Его традиционное сознание, говоря современным я
зыком пользователей компьютеров, «глючило» от этих «картин», которые не
вписывались в его привычные представления о жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117