Предшественник Павла Власова в творчест
ве Горького Ц Нил из пьесы «Мещане», характер сильный, волевой, но малоин
тересный. Продолжением «власовского» сюжета стал Петр Кутузов в «Жизни
Клима Самгина» Ц уверенный в себе большевик, знающий ответы на все вопр
осы и потому особенно ненавистный Климу. «Эхом» Власова можно считать и
Якова Лаптева, крестника Егора Булычова, в поздней пьесе Горького «Егор
Булычов и другие». В этой гениальной пьесе, своего рода лирической испов
еди Горького, Лаптев фигура все-таки «проходная», в том числе и в буквальн
ом смысле: он лишь временами «проходит» через булычовский дом, а свою бур
ную революционную деятельность развивает где-то в другом месте, о котор
ом Горький лишь глухо намекает. Почему? Пьеса замышлялась в 1930 году, была на
писана в 1931-м и предназначена для постановки в театре имени Евг.Вахтангов
а. Никаких цензурных препятствий для того, чтобы изобразить революционн
ую деятельность Лаптева или, по крайней мере, дать ему мощно, «во весь голо
с» высказаться в пьесе, для Горького не существовало.
Ответ на этот вопрос мы найдем в пьесе «Достигаев и другие», написанной в
1932 году как своеобразное продолжение «Булычова». «Достигаев», пожалуй, с
амая слабая вещь Горького, созданная по слишком очевидному заказу из Кре
мля. Это произведение о том, как неустрашимый гэпэушник Лаптев арестовыв
ает «осиное гнездо» «вредителей», возникшее в доме Булычова после его см
ерти. Через дом своего крестного Лаптев в этот раз не «проходит». Он входи
т в него как один из хозяев новой жизни, которым, увы, решил творчески «пок
лониться» Горький. К чести Горького, это его единственное законченное ху
дожественное творение в данной области.
Наиболее мощной попыткой «склонить» Горького-художника, а не только пуб
лициста, стало недвусмысленное предложение Сталина написать о нем книг
у или хотя бы очерк, вроде воспоминаний о Ленине. И Горький даже взялся был
о за эту работу в конце 1931 года, стал изучать специально подготовленные дл
я него материалы о вожде. Но дело ограничилось кратким описанием истории
Грузии, на этом чернила Горького, так сказать, «иссякли». На дальнейшие по
пытки приставленных к Горькому литературных и издательских чиновников
уговорить писателя взяться за книгу о Сталине Горький делал «глухое ухо
». Эту «миссию» выполнил французский писатель-коммунист Анри Барбюс, со
здавший о Сталине оглушительно бездарную книгу с очевидными подтасовк
ами фактов. Оказывается, Сталин не только «исправлял» все ошибки Троцког
о в гражданской войне, но и октябрьский переворот был его заслугой! В книг
е угодливо описывался аскетизм Сталина, жившего в маленькой квартире в К
ремле, и, конечно, не было ни слова о том, чего Анри Барбюс не мог не знать: ка
кие раблезианские пиры закатывали для Сталина и его окружения на даче Го
рького в Горках.
Горький-художник «дрогнул», но выстоял. Тем не менее эхо «Матери» пронос
ится по всей его последующей жизни. Нельзя, хотя бы раз заставив свое перо
служить сектантским целям, затем до конца «отмыть» его. Это возможно тол
ько через глубокое раскаяние, а Горький каяться не умел да и не желал. Тако
в был тип его духовной личности.
Для нас совершенно очевидно, что на протяжении жизни Горький последоват
ельно разочаровывался во «власовском» сюжете. Иного и быть не могло. Гор
ький был подлинный художник и не мог не чувствовать собственной фальши,
как Шаляпин не мог бы не услышать фальшивую ноту в своем голосе. «Мать» бы
ла первым опытом партийного заказа, который в 1906Ц 1907 годах, когда писалась
эта вещь, отчасти совпадал с мироощущением самого Горького. Он захотел (и
заставил себя) уверовать в РСДРП и конкретно в большевиков как в «апосто
лов» новой веры и созидателей новой церкви. Эта новая церковь должна был
а проповедовать не смирение перед жизнью, но активное вторжение в нее. И в
се это для конечной победы «коллективного разума».
В повести «Исповедь», написанной после «Матери» и без всякого внешнего з
аказа, Горький показывает, на какие чудеса способен «коллектив». Незрима
я энергия, исходящая из толпы богомольцев, излечивает обезноженную деву
шку. Странствуя по Руси, Пешков мог наблюдать подобные случаи в действит
ельности, хотя бы и в Рыжовском монастыре, где он встретился с Иоанном Кро
нштадтским. Но если толпа способна на такие чудеса, то какие волшебства м
ожет творить организованное и сознающее свою мощь человечество? Вот при
мерный абрис новой веры Горького, его «богостроительства», зачатки кото
рого мы найдем в ранней пьесе «На дне», где Сатин обожествляет «коллекти
вного» Человека.
Однако насколько искренен был Горький в собственной вере? Как художник,
он чувствовал, что «Мать» не удалась, а в «Исповеди» самое слабое место Ц
это описание рабочей слободки, где обитают рабочие-«богостроители».
Горький уже знал, что «найти» Бога нельзя. Но можно ли Его «построить»? Ско
рее всего, внутренне он сомневался в этом, как сомневался во всем в этом ми
ре.
И тогда Горький решился на трюк с «иллюзией».
Это была самая страшная и роковая ошибка на его духовном пути!

Господа! Если к правде святой

Мир дороги найти не сумеет,
Честь безумцу, который навеет
Человечеству сон золотой!

Эти стихи Бомарше в переводе В.С.Курочкина, шатаясь и держась руками за ко
сяки, декламирует пьяный Актер в «На дне» незадолго до того, как повесить
ся. По сути, это и стало «самоубийственной» религией Горького, а первым си
гналом этого была повесть «Мать».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117