Короленко впервые (Толстой почувствовал это раньше, познакомившись с «Н
а дне») понял, что Горький не просто писатель-романтик, а новый философски
й и, если угодно, религиозный лидер.
«Подлинный Человек, Ц писал он в «Русском богатстве», Ц не противостои
т человеку и человечеству, а состоит «из порывов мысли, из кипения чувств
а, из миллиардов стремлений, сливающихся в безграничный океан и создающи
х в совокупности представление о величии всё совершенствующ
ейся человеческой природы».
«Человек» г-на Горького, насколько можно разглядеть его черты, Ц есть им
енно человек ницшеанский: он идет «свободный, гордый, далеко вперед
и людей (значит Ц не с ними?) и выше жизни (даже самой жизни
?), один, среди загадок бытия…» И мы чувствуем, что это «величани
е», но не величие. Великий человек Гёте, как Антей, почерпает силу в общени
и с родной стихией человечества; ницшеанский «Человек» г-на Горького пр
езирает ее даже тогда, когда собирается облагодетельствовать. Первый Ц
сама жизнь, второй Ц только фантом».
Отрицательно принял «Человека» и художник М.В.Нестеров. Он писал своему
другу А.А.Турыгину: «"Человек" предназначается для руководства грядущим
поколениям, как «гимн» мысли. Вещь написана в патетическом стиле, красив
о, довольно холодно, с определенным намерением принести к подножью мысли
чувства всяческие Ц религиозные, чувство любви и проч. И это делает Горь
кий, недавно проповедовавший преобладание чувства над мыслью, всею жизн
ью доказавший, что он раб «чувства»…» И ему же Нестеров писал чуть позже о
Горьком: «Дилетант-философ в восхвалении своем мысли позабыл, что все лу
чшее, созданное им, создано при вдохновенном гармоническом сочетании
мысли и чувства».
Резко отозвался о «Человеке» Лев Толстой. К тому же это был публичный отз
ыв, напечатанный в газете «Русь». «Упадок это, Ц сказал корреспонденту г
азеты Лев Толстой, Ц самый настоящий упадок; начал учительствовать, и эт
о смешно…» В разговоре с тем же корреспондентом Толстой говорил: «Челове
к не может и не смеет переделывать того, что создает жизнь; это бессмыслен
но Ц пытаться исправлять природу, бессмысленно…»
24 июля 1904 года А.Б.Гольденвейзер записал в дневнике: «Говорили о Горьком и о
его слабом «Человеке». Л.Н. рассказал, что нынче, гуляя, встретил на шоссе п
рохожего, оказавшегося довольно развитым рабочим. Л.Н. сказал: "Его миросо
зерцание вполне совпадает с так называемым ницшеанством и культом личн
ости Горького. Это, очевидно, такой дух времени…"»
Но, пожалуй, самый язвительный отклик о поэме принадлежал А.П.Чехову. Он пи
сал А.В.Амфитеатрову: «Сегодня читал «Сборник», изд. «Знания», между прочи
м горьковского «Человека», очень напомнившего мне проповедь молодого п
опа, безбородого, говорящего басом на о …»
Отношение критики к «Человеку» тоже было скорее отрицательным. Известн
ый критик «Нового времени» В.П.Буренин писал о поэме в развязном тоне: «"Че
ловек" Горького Ц не «услужающий» из трактира, а «человек до того особен
ный», что наш сочинитель воспевает его "размеренной прозой". Создавая сво
ю «курьезную пииму», Ц продолжал издеваться Буренин, Ц Горький руково
дствовался «образцами «словесности», переданными ему его первым наста
вником в литературе, кажется, из поваров». Это был прямой намек на повара С
мурого с парохода «Добрый», где посудником служил Алеша Пешков. О конце Г
орького как художника писала Зинаида Гиппиус. Впрочем, защищать его пыта
лись А.В.Амфитеатров и В. В. Стасов.
Но самого высокого отзыва о «Человеке» Горький удостоился от Леонида Ан
дреева. Это было письмо истинного друга, поклонника не только таланта, а в
сей личности Горького.
«Милый Алексей! Ц писал он Горькому из Ялты в апреле 1904 года. Ц <…> Прочел я
«Человека», и вот что в нем поразило меня. Все мы пишем о «труде и честност
и», ругаем сытое мещанство, гнушаемся подлыми мелочами жизни, и все это на
зывается «литературой». Написавши вещь, мы снимаем актерский костюм, в к
отором декламировали, и становимся всем тем, что так горячо ругали. И в тво
ем «Человеке» не художественная его сторона поразила меня Ц у тебя есть
вещи сильнее, Ц а то, что он при всей своей возвышенности передает тольк
о обычное состояние твоей души. Обычное Ц это стра
шно сказать. То, что в других устах было бы громким словом, пожеланием, над
еждою, Ц у тебя лишь точное и прямое выражение обычно существующего. И эт
о делает тебя таким особенным, таким единственным и загадочным, а в частн
ости для меня таким дорогим и незаменимым. Если б ты разлюбил меня, ушел бы
от меня с своей душою, это было бы непоправимым изъяном для моей личной жи
зни Ц но только личной. Не любится, так и не любится Ц что же поделаешь. Но
если бы ты изменился, перешел к нам, невольно или вольно изменил бы себе Ц
это разворотило бы всю мою голову и сердце и извлекло бы оттуда таких гад
ов отчаяния, после которых жить не стоит».
Этим письмом пылкий Андреев подписал их дружбе смертный приговор, ибо са
м дал Горькому право относиться к себе не по-человечески, но как-то иначе.

Так оно и вышло… Примерно с 1906 года отношения Горького и Андреева начинаю
т непоправимо меняться.

На Капри

28 ноября 1906 года в Берлине после мучительной агонии от родовой горячки ско
нчалась первая жена Андреева Александра Михайловна (урожденная Велиго
рская), дальняя родственница Тараса Шевченко. Это был удивительной души
человек, ставший для Андреева и женой, и талантливым читателем-редактор
ом его рукописей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117