Но налетали все новые, руки уже были искусаны. Хетер давила их одного за другим и упрямо продолжала работать. Однако на место уничтоженных насекомых налетало еще больше новых, так что не прошло и часа, как Хетер сдалась. Вернулась к машине и на глазах у коровы, которая паслась неподалеку, переоделась в купальный костюм.
В воде Хетер почувствовала блаженное умиротворение и лениво поплыла на спине; прикрытая костюмом грудь скользила по воде будто независимо от нее, ноги неспешно двигались, удерживая тело у поверхности, а Хетер смотрела в небо. Вода успокаивала нервы, словно лаская тело бесчисленными мягкими пальцами. Какое наслаждение быть одной! В такие минуты становилось совершенно ясно, что из Монреаля нужно уезжать. Вот если бы она действительно хорошо рисовала, то под этим предлогом можно было бы уехать на год в Нью-Йорк и заняться там живописью...
но она даже себя не могла убедить, что это необходимо, а уж мать и подавно.
Хетер поплыла к берегу, энергично работая ногами, и вода пенилась, закручиваясь водоворотами у нее за спиной, а потом, янтарно-желтая, вскипела вокруг щиколоток, когда, встав, Хетер пошла по камням к берегу. Она спустила купальник до талии и легла на спину загорать. Вот во что вылилось ее рисование — приехала, валяется на солнце и ничего не делает! Но солнце было великолепное: горячее, властное, оно вжимало Хетер в землю. Она любила ощущение полноты жизни и здоровья, которое давали ей такие минуты. В голове бессвязно проплывали туманные мысли, и Хетер лениво гадала: интересно, если бы ей когда-нибудь в жизни пришлось страдать, смогла бы она тогда стать настоящим художником? Глупо, конечно, сводить все к такому вопросу, глупо и романтично. Хетер перевернулась и подставила солнцу спину.
Комар укусил ее в бедро, и Хетер смахнула его. Прилетел другой, за ним еще и еще. Хетер вскочила на ноги, отбиваясь от них, голая по пояс; руки, ноги, грудь покрыты смуглым загаром, а бока и живот совсем белые. Вдруг ярдах в ста от березовой рощи она услышала с дороги скрип. Какой-то фермер, стоя в крытом фургоне, натягивал вожжи, и лошадь медленно приближалась к тому месту, где стояла Хетер. Ей показалось, что фермер улыбается, но разглядеть с такого расстояния было трудно. Хетер постаралась спрятаться, а когда фургон проехал, оделась и вдоль озера поехала назад, в Магог. Ее родные как раз кончали обедать, когда она вернулась домой, счастливая и примолкшая, переполненная воспоминаниями о проведенном дне.
36
Жара не спадала до конца месяца. Каждый вечер над горой Монт-Ройяль собирались грозовые тучи, тяжелые, с пурпурными краями; на газоны и на улицы ложились темные, как масляные пятна, тени, на несколько минут все затихало, а потом поднимали гвалт птицы, призывая дождь. И так каждый вечер всю неделю. Но ночью, как только садилось солнце, тучи, не пролившись дождем, расходились, на раскаленном темном небе появлялись звезды, и на следующий день город снова задыхался от жары. Наконец в последнюю ночь июля разразилась гроза. Молния расщепила дерево в начале улицы, где жили Метьюны, и Макквин, держа на коленях кота, сидел у себя в библиотеке, размышляя о могуществе стихий.
Дождь развеселил Хетер. Бесцветные струи с шумом обрушивались на дом, вода низвергалась по окнам с такой быстротой, что стекла казались тающими льдинами, сквозь них ничего не было видно. Некоторое время Хетер пыталась читать, потом пошла к себе в комнату, надела плащ, завязала голову шарфом и под ливнем побежала в гараж. Подняла верх машины, надежно закрепила боковые стенки, вывела машину \ из гаража и на второй скорости стала спускаться с холма. Переполненные водой канавы пенились и бурлили; в свете фар, прорезавшем дождь, мелькали падающие листья. Хетер с час ездила по городу, доехала до восточной окраины, вернулась и наконец отправилась на Университетскую улицу, где в старом доме жил Ярдли.
Ливень начинал стихать. Хетер пробежала под дождем, поднялась по ступенькам, открыла дверь в маленькую прихожую, прошла через нее в общий для всех жильцов холл и позвонила в первую дверь направо.
— Ну, внучка!— воскликнул Ярдли, открыв дверь.— Выбрала же ты вечерок, чтобы вспомнить, где я живу!
Хетер поцеловала деда, и капли дождя смочили ему щеки. Ярдли закрыл дверь, а Хетер сбросила плащ, с которого текло, и опустилась в удобное кресло, щеки ее разгорелись от непогоды, влажные волосы курчавились возле ушей и на лбу.
— Промокла до нитки,— объявила она, сняла галоши, подтолкнула их к холодному камину, и они свалились набок, поблескивая.— Но все равно, вечер чудесный, обожаю дождь.
Ярдли повесил плащ на крюк в шкафу. Волосы у него теперь стали совсем седые, они еще дальше отступили ото лба, но по-прежнему прикрывали макушку и голову с боков и все так же непокорно топорщились. Он не очень постарел с тех пор, как впервые поселился в Сен-Марке. Уши торчали, как прежде, а когда он улыбался, от глаз веером разбегались морщины.
Сельская жизнь оставила на нем след, плечи ссутулились от постоянной работы внаклонку, руки огрубели. В городской одежде он выглядел как принарядившийся по случаю воскресенья фермер.
Пока дед, хромая, шел к креслу, стоявшему рядом с Хетер, она внимательно его разглядывала, и когда, усевшись, он встретился с ней глазами, за стеклами его очков заиграли искры.
— Люблю я у тебя бывать, дед,— сказала Хетер. Ее взгляд скользнул по каминной полке, над которой висел рисунок в рамке — корабль под всеми парусами. Потом Хетер посмотрела на окна.— Еще бы цветы на камин, будет веселее. И занавески пестренькие.
Ярдли усмехнулся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162