— Надо же! Рассуждаешь точь-в-точь как твоя мать. Не знаю уж почему, только она считает, я должен переехать в квартиру побольше.
— Ну, ты же знаешь маму! — Однако в глубине души Хетер была согласна с матерью. Ярдли занимал всего две комнаты, обе тесные и не слишком светлые. В первой был хороший камин и высокие потолки, но ее загромождали стол, стулья, книжные полки. За раздвижными дверями, прикрытыми тяжелыми занавесками, скрывалась спальня с альковом, где находилась раковина и газовая плита.
— Почему бы тебе не переехать ко мне на улицу Лабель?— спросила Хетер.— Правда, от университета далековато.
— Вот именно, лучше уж...— Ярдли не успел закончить фразу, как занавески перед входом в спальню раздвинулись и в дверях показался молодой человек. Хетер и вошедший воззрились друг на друга, а Ярдли рассмеялся.— Вы знакомы,— сказал он,— представлять вас не надо.
Оба нерешительно улыбнулись, и молодой человек повернул голову к старой фотографии на столике в углу, на ней была снята женщина с двумя девочками. И тут Хетер вспомнила отца этого молодого человека. У того был такой же высокий лоб.
— Привет, Поль,— сказала она смущенно. Окинув быстрым взглядом юношу, она сразу позабыла про его отца. У Поля были темные жесткие волосы, на руках перекатывались мощные мускулы. Большие карие глаза смотрели на Хетер прямо и открыто. Ее пронзила мысль, что он беден и сознает это, но она поняла, что Поль сумел что-то извлечь из бедности и ничем не поступиться. Поль улыбнулся, в углах рта появились складки, и худое лицо сразу осветилось.
— Теперь вспомнил,— сказал он просто,— мы вместе играли в Сен-Марке.
— Кажется, целая вечность прошла.
— Шестнадцать лет.
— Я бы так быстро не сообразила, что шестнадцать, пришлось бы многое перебрать в памяти.
Поль шагнул в комнату, поставил на стол бутылку пива, которую держал в руке, и ушел в спальню еще за одним стаканом. Пока его не было, Хетер и Ярдли некоторое время смотрели друг на друга, Ярдли продолжал ухмыляться, но оба молчали. Поль вернулся и налил в стаканы пенящееся пиво. Ярдли покачал головой, когда Поль протянул ему один из стаканов, и стакан взяла Хетер. Затем Поль придвинул к камину стул с прямой спинкой и сел лицом к деду и внучке. Было заметно, что теперь, когда нужда двигаться отпала, им овладело смущение.
Хетер нарушила молчание, ухватившись за безопасную тему:
— А теперь ты что изучаешь, дед?
— Греческий. Поль мне помогает.
— Греческий? Зачем?
— Да потому скорей всего, что с астрономией не вышло. Я-то хотел заняться астрономией. В конце концов я ведь штурман и всю жизнь провел вроде как наедине со звездами. Профессор, с которым я говорил, оглядел меня с головы до ног и решил, видать, что я свихнулся, а потом сказал, что летом курса астрономии нет. Тогда я спросил, что самое трудное для начинающего, и он сказал — греческий; видать, он подумал, что я шучу. Тут я припомнил про Катона тот взялся за греческий, когда ему восемьдесят восемь было, ну я и решил, что в мои семьдесят шесть тоже, поди, не поздно. Если мозги не упражнять, они заржавеют.
— Нет, дед, ты прелесть!
— Что ж, это куда приятней слышать, чем то, как твоя мать меня называет. Научилась у твоей бабки, го-
1 К а т о н Старший Марк Порций (234—149 до н. э.) — римский писатель, основоположник римской литературной прозы и государственный деятель.
ворит, я — уникум. Когда твоя бабка обозвала меня так в первый раз, я полез в словарь. Ну нет, ко мне это не подходит. В Уэбстере сказано: «Единственный в своем роде».
Натянутая атмосфера в комнате немного разрядилась. Поль и Хетер смеялись вместе с Ярдли, а про себя каждый сравнивал свои детские воспоминания друг о друге с тем, какими оба стали теперь. Взгляд Хетер был открытым и дружеским. Поль держался более сдержанно.
— А где сегодня Дафна?— спросил Ярдли.
— Дома, раскладывает с мамой пасьянс.
— И мой внучатый зятек все еще тут околачивается?
— Нет. Поехал в Штаты по делам. Хочет повидаться с тобой, когда вернется. Думаю, что и правда хочет.
— А ты помнишь Дафну, Поль?
— Еще бы!— на лице Поля, обращенном к старику, легко читалась глубокая привязанность. Хетер смотрела на профиль юноши. Ей нравился его рот. Благородно очерчен, губы немного полноваты, но уверенно сжаты — видно, он умеет владеть собой. Кого-то Поль ей напоминал, кого-то хорошо знакомого, но не того мальчика, с кем давным-давно она играла в Сен-Марке. Это сходство преследовало ее некоторое время, а потом она о нем забыла. Поль достал сигареты и предложил ей. Когда он давал ей прикурить, Хетер заметила, что руки у него загрубевшие, с сильными пальцами, а большой палец на левой руке с утолщением, наверно, покалечен.
— Дафна вышла замуж?— спросил он.
— Да, за одного англичанина,— ответил Ярдли,— за стопроцентного британца. Акцент у него! Вот бы тебе хоть разок его услыхать!
— Нет, серьезно, дед,— прервала капитана Хетер.— Ты что, действительно учишь греческий?
— Не знаю уж, можно ли считать, что учу, но алфавит одолел. Учитель-то у меня хоть куда.
— Он еще со мной наплачется,— заметил Поль. Хетер с интересом взглянула на Поля, в глазах
у нее было удивление:
— А вы где выучили греческий?
1 Уэбстер — словарь, носящий имя амер. лексикографа Н. Уэбстера (1758—1843).
— В школе, где же еще? Хетер вспыхнула.
— Поль закончил Монреальский университет,— объяснил Ярдли, переводя взгляд с одного на другого,— сам за себя платил. А ты что, Хетер, газеты не читаешь? Поль ведь знаменитый хоккеист!
— Ну уж знаменитый,— отозвался Поль,— самый средний.
— А мог бы стать знаменитым,— заметил Ярдли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162