Один из лучших полков Британии Империи состоял из франко-канадцев. Эмили, идя рядом с ним, спрашивала: — Ты доволен, Мариус? Ты так хорошо выглядел! У меня даже мурашки побежали по спине. Он сжал ее руку. — Все в порядке. Но я побаивалось.
— Вот дурачок! Ведь на сцене сидели такие.
— Какие уж там!
— Нет? Ну все равно, ты ужасно умный.
Он рассмеялся, польщенный. Хоть Эмили и не добывалась о мыслях, которые роились в голове у Мариуса, она, произнеся это замечание, сразу превратись для Мариуса в символ — простая необразованная, одна из тех, кого он поведет за собой.
Они неторопливо шли к ее дому, воздух вокруг был мягкий, сырой, в нем чувствовалось первое весеннее тепло. Между грязными домами поднимались испарения, и сквозь них голубоватые лучи света от фонарей казались плотными, почти непрозрачными.
Эмили стала встречаться с Мариусом с тех пор, как два месяца назад ее семья переехала в Монреаль. Она знала, что по происхождению он гораздо выше ее. Она не понимала и половины того, что он говорил, ведь он употреблял такие красивые слова, которых не знал даже их деревенский священник. И все же иногда ей представлялось, что разница между Мариусом и ею не так уж велика. Мариус, конечно, очень образованный, но в комнате, где он живет один, такая грязища, что Эмили считала его хозяйку бесстыжей. Часто у него бывает несчастный вид, как у бездомной собаки, а уж в таких вещах Эмили разбирается. Она ему нужна.
— Хорошо, если твой отец не рассердится, что ты так поздно вернешься,— сказал Мариус— Я не ожидал, что мы задержимся.
— Да ничего страшного. Папа не рассердится. Эмили не стала объяснять Мариусу, что мнение ее отца уже давно никого не интересует. Она это понимала, но отчего так случилось, не могла бы сказать. Раньше отец ее был фермером, обрабатывал клочок худосочной земли в низовьях Св. Лаврентия, а зимой уходил в леса за озером Сен-Жен на лесозаготовки. Его вечно мучили нарывы от неизменной свинины с бобами, которой кормили лесорубов, а несколько лет назад у него стало плохо с легкими. Ферму пришлось продать за долги, и теперь он подметал пол на заводе боеприпасов в Монреале, теперь он — человек без положения. Всю жизнь отец Эмили прожил в маленькой деревне, всех там знал, и семья его, пусть бедная, но признавалась семьей, а в городе он стал неизвестно кем. Каждую неделю отец удивлялся, как много денег они здесь зарабатывают. Но деньги не приносили ему радости. Они тут же тратились — городские товары стоили дорого. Каждое воскресенье семья ходила к мессе, и каждый клал на тарелку для пожертвований десятую часть заработанного, уповая, что Бог наградит их за это. Каждую неделю отец опускал в копилку на кухне несколько монет и подсчитывал, сколько они накопили. Потом качал головой: если и дальше так пойдет, ему придется жить до ста лет, чтобы снова купить землю. Эта мысль медленно его подтачивала.
Эмили нашла работу в маленьком ресторанчике в конце улицы Сент-Катарин, здесь она и познакомилась с Мариусом. Кто-то из клиентов сделал заказ по-английски. Она ничего не поняла, и Мариус, увидев ее смятение, перевел ей. Когда посетитель, говоривший по-английски, ушел, Мариус предложил ей встретиться в тот же вечер после работы.
Сначала Эмили держалась с ним настороженно и подозрительно, но Мариус даже не пытался поцеловать ее. И она понемногу доверилась ему. Эмили тряслась над своей девственностью. Как все бедные девушки, у которых девственность — единственное достояние, она твердо усвоила, что потерять это достояние можно только один раз. Обычно она мало говорила, когда они бывали вместе, но слушала внимательно, пыталась все понять и постепенно очень хорошо изучила Мариуса, хотя он об этом даже не догадывался. Эмили пугалась только, когда он заводил разговор о своем отце. Ее ужасало, что можно так ненавидеть собственных родителей, каковы бы они ни были. Мариус рассказал ей, что Атанас член парламента, но неискушенная Эмили не обратила на это особого внимания.
Мариус все еще говорил о себе, когда они подошли к дому, где жила Эмили. Это было ободранное трехэтажное здание с крохотными лавчонками в первом этаже. Задние окна выходили на засыпанную золой площадку, обклеенную плакатами и афишами. С одного из плакатов лорд Китченер, указуя на прохожего перстом, провозглашал по-английски: «Ты мне нужен!», с афиши рядом грустный мужчина спрашивал.
В сумраке подъезда Мариус, жестикулируя, поспешно досказывал:
— А потом они похваляются, как дешево им обходится наш труд.
Эмили была уверена, что он не прав, ей хотелось предостеречь его от ошибок, но она не могла подыскать слов, чтобы выразить свои мысли.
1 Китченер, граф (1850—1916) — военный министр Англии в начале первой мировой войны.
2 «У вас тоже омертвела кожа?» (фр.).
— Зато на фабрике нашлось место для отца, верно? А иначе мы бы с голоду умерли. И мастер у него, он говорит, француз.
— Мастер, конечно, француз,— перебил ее Мариус.— Так они нас и используют: одних — как дешевую рабочую силу, других — как подушки, чтобы самим мягче падать.
— Ну не знаю. Хозяин-англичанин на прошлой неделе разговаривал с отцом. Папа его хвалит.
— А сколько он ему платит? Он ведь не спросил у твоего отца, где он живет? И твой отец не спросил, где живет этот хозяин.
— Не знаю, чего ты так злишься. Мы ведь не жалуемся. А скоро еще лучше устроимся. Может, даже новую ферму купим.
Тупость Эмили коробила Мариуса, но, слушая ее, он еще раз убеждался, чему должен посвятить будущее. Сколько его соотечественников не понимают того, что для него очевидно? Сколько англичан и франко-канадцев работают вместе в магазинах и на фабриках и отлично ладят друг с другом!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162