Необходимо идти в ногу со временем. В том-то и трагедия многих наших знакомых, им предстоят трудные переживания, прежде чем они отвыкнут от теперешнего образа жизни и приспособятся к новому, который диктуется развитием науки. Наверно, все, что происходит с Мариусом, как раз и есть проявление этой трагедии. Он сам, конечно, этого не понимает, но мне, Кэтлин, мне это ясно! Я уже давно это понял. Потому-то я...— он замолчал, чувствуя, что его слова подобны каплям воды, падающим в пустое ведро. Говорить с Кэтлин о развитии науки не было смысла.
— Потому-то ты и поссорился с отцом Бобьеном,— сказала Кэтлин.
Она говорила совершенно спокойно. В голосе не было ни упрека, ни гнева, она просто делала выгоды. Но если в словах Кэтлин что-то и кроется, подумал Атанас, то это презрение.
Он вспылил и набросился на жену:
— Не прикидывайся глупой, Кэтлин! Тебе это, может быть, неизвестно, но идеи способны изменять жизнь на земле. Дай я тебе объясню.
Кэтлин поднялась и бросила в камин сигарету, которая, упав среди обрывков бумаги и пепла, продолжала дымиться.
— Не надо ничего объяснять! Всю жизнь ты только и делаешь, что объясняешь, и посмотри, куда это тебя привело. Тебе за шестьдесят, Атанас, а ты все такой же своевольный и упрямый! Давай не будем больше об этом говорить! Уедем отсюда и все забудем.
Кэтлин ушла, и, оставшись один, Атанас размышлял, как могло случиться, что эта невежественная женщина, связанная с ним только языком плоти, понимает его куда лучше, чем любой образованный человек, с которым он мог бы поделиться самыми заветными мыслями. Атанас был удручен. Он хотел объяснить жене, что каждый человек должен прислушиваться к внутреннему голосу. А Кэтлин, как стало ему ясно, сразу поняла, что такое этот внутренний голос — чаще всего он выражает его физическое самочувствие в данный момент. По своему характеру Атанас не мог жить без какой-то новой цели, и, пока он был в расцвете сил, такой целью являлись женщины. Теперь же он не представлял интереса для них, и они его не интересовали. Все, что ему осталось, это принципы и идеи.
«Боже!— подумал Атанас.— Неужели в этом все дело?»
Ему вдруг представилось, что столь же банальные, отнюдь не возвышенные причины лежат в основе всех войн и революций, всего исторического развития. Он подумал, что под знамена религиозной и национальной борьбы людей гонит только отчаянная жажда забыть о том, каков их общий удел. Ведь все люди — лишь силуэты, которые по воле случая лет семьдесят или около того балансируют на краю мироздания между двумя безднами. Среди них Атанас увидел и себя. Вдруг он хрипло рассмеялся, бросая вызов себе самому, Кэтлин и всем, кого мог припомнить: «Вот наживу состояние, и она увидит, что я прав! Я им всем еще докажу!»
И при мысли, что он ни разу не встречал человека, искренне презирающего деньги, Атанас испытал чуть отдающее горечью удовлетворение от того, что сможет хоть чем-то возместить свою ущербность.
В этот вечер Атанас пытался сразиться с капитаном Ярдли в шахматы, но игра не клеилась: в первые же пять минут он потерял ферзя и сдался. Они вышли на веранду и долго сидели там молча. Вечер был теплый, и в полях громко стрекотали последние кузнечики. Полная, как всегда в пору уборки урожая, луна освещала равнину, а далеко на реке чернел на лунной дорожке пароход, вышедший из Монреаля перед заходом солнца.
И вдруг Атанас услышал пение. Оно доносилось с дороги, но темнота и деревья скрывали певца. А голос раздавался громко — раскатистый баритон со знакомой лирической ноткой. Атанас вскинул подбородок, покосился на Ярдли и отвел глаза распевал не кто ИНОЙ, как Френетт. Ублаготворенный стаканчиком-другим, он брел домой после партии в шашки. Он-то выводил первую песню, какая пришла ему в голову, но и слова
«Шалый соловей» (фр.).
ее, и мотив значили куда больше, чем мог предположить Френетт,— это была песня с родины их предков. Ведь над Св. Лаврентием никогда не раздавались трели соловьев, а вот в рощах над Орном * и Сеной и сейчас, как столетия назад, заливаются соловьи. И в Квебеке о них помнят.
1 О р н — река, впадающая в залив Сены (Франция).
27
Прошло полгода, как кончилась война, и вот первые батальоны канадских солдат возвращались домой.
Среди них были те, кому пришлось пережить первую газовую атаку на Ипре и три дня подряд сражаться с немцами, зажав рот и нос тряпками, пропитанными собственной мочой. Среди них были те, кто, неделями не вылезая из подвалов Ланса, подобно крысам, прогрызал одну стену за другой, чтобы под землей пробиться через город, и в каждом новом подвале их встречали рвущиеся гранаты и вспарывающие плоть штыки. Среди них были те, кто своими глазами видел, как взметнулась в небо и расцвела там черным огненным цветком вершина Мессинского хребта, увлекая за собой изувеченные тела целой дивизии немцев и тысячи тонн грязи. Были те, кому выпало на долю, одолев склоны Вими, напороться на прусскую гвардию, хотя, судя по донесениям, она уже считалась уничтоженной, и, вступив в бой с пруссаками, драться весь день под дождем, а дождь замерзал на лету, и на рассвете следующего дня обнаружилось, что шлемы у всех покрыты грязной коркой льда. Были те, кто, стоя по шею в ледяной воде, смешанной с кровью и испражнениями, часами ждал, когда можно будет еще на несколько ярдов подползти к Пассендале. Были такие, что укрылись от бомбежки в первой попавшейся дыре и очутились в подземной часовне, а когда, упившись церковным вином, вышли наверх, то узнали, что вторглись в деревню, за которую уже три месяца велись бои. Были и такие, кому после прорыва 8 августа 1918 года пришлось восточнее Амьена, словно змеям, ползти сквозь колосящуюся пшеницу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162