По асфальту застучали приклады винтовок, и наступила тишина. Кроучер, выпрямившись во весь рост, стоял перед кадетами, зажав под мышкой стек. Сержант весил двести фунтов и походил на старину Билла — английского полицейского. При отступлении от Монса он сражался в полку гренадеров. Его дважды ранили, он получил боевую медаль, в тысяча девятьсот семнадцатом году был уволен из армии как инвалид и с тех пор преподавал гимнастику и военное дело во Фробишере.
— А теперь внимание!— наставлял он своих подопечных.— Помните, чему я вас учил,— он не старался специально говорить громко, просто от природы у него был такой голос, что разносился на весь квартал.— Посмотрите, как салютуют солдаты, когда идут мимо трибуны, и припомните это на первом же смотре.
Кроучер не уставал повторять своим ученикам, что солдатам, которые ленятся приветствовать начальство, он не доверил бы даже охранять пивной погреб во время выборов. Гвардейцам положено выкрикивать приветствия на смотрах так, чтобы их за полмили было слышно.
Поль посмотрел через улицу. Там стояли мальчики из какой-то городской школы, они отличались от учеников Фробишера тем, что не носили форменных шапочек и курток. Прямо напротив Поля стояли девочки из школы Брок-холл. Все они были в синих блузах и в черных чулках в резинку, у младших за спиной болтались косички. Они прибыли на отведенное им место парами под командой двух широко шагавших англичанок. За ученицами Брок-холла на протяжении двух кварталов толпились ученики обычных средних школ.
Поль смотрел то на заросший затылок Кроучера, то на егозливых девчонок на другой стороне улицы. Девочки, конечно, вели себя спокойнее мальчишек, они стояли на месте, но головами крутили так, что подпрыгивали косички. И вдруг среди мелькающих девчоночьих физиономий Поль заметил знакомое лицо. Это была Дафна, затянутая в школьную форму. Раз Дафна здесь, то и Хетер, наверно, тоже. И тут же во втором ряду он увидел плоскую соломенную шляпку и узнал Хетер — нос задорно вздернут, болтает, не закрывая рта. Поль надеялся, что она его не заметит, а то начнет, чего доброго, махать рукой, и мальчики поднимут его на смех за то, что он знается с девчонкой. Пока не дорастешь до кадета, знакомиться с девчонками нельзя, засмеют. Поль пониже надвинул форменную шапку, надеясь, что так он будет похож на отпетого озорника и Хетер его не узнает. Он пожалел, что у них в школе не носят обычных шапок, можно было бы сломать поля и половину опустить на ухо, тогда вид стал бы совсем хулиганский, да еще сплевывать из угла рта, как делают бывалые ребята. Но разве сойдешь за бывалого парня и станешь плеваться, когда на тебе форменная английская шапочка и школьный галстук?
Звук труб приближался и, высунувшись из рядов, Поль увидел, как колышутся шотландские юбки оркестра и сверкают на солнце примкнутые штыки. И он подумал: неужели это те самые, настоящие штыки, которыми вспарывали животы немцам во Франции?
Сидя у себя в кабинете за столом орехового дерева, Хантли Макквин смотрел на Атанаса, и лицо его было совершенно бесстрастно.
— Мне очень жаль, Таллар, но боюсь, ничего сделать нельзя. Очень огорчительно.
Атанас старался не выдать своего отчаяния. Всю зиму, дожидаясь, пока Макквин примет решение и начнет строительство фабрики, он всячески убеждал себя, что дела наладятся. Макквин знал, что Атанас перешел в другую веру, он даже поздравил его, хотя Атанасу и показалось, что в тот момент в глазах у Макквина мелькнул какой-то странный огонек. После переезда в Монреаль Атанасу легче было делать вид, будто его ссора со священником не имеет никакого значения. Он потерял почти всех старых друзей-французов, и это его больно задевало; но на улице Сент-Джеймс такие вещи, казалось, никого не трогали. Во всяком случае, договоренность строительстве фабрики пока оставалась в силе, и Атанас не терял надежды, что Макквин не даст себя остановить. И Трамбле, и другим фермерам можно предложить более высокую цену за их участки. И они не устоят. Можно внести пожертвования и помочь приходу рассчитаться с долгом. Епископ должен оценить все связанные с этим преимущества. Пройдет время, уговаривал себя Атанас, и его ссора с отцом Бобьеном будет забыта. Он испытующе взглянул на Макквина; похоже, пока о ссоре помнят.
— Вы хотите сказать...— у Атанаса перехватило горло.— Вы хотите сказать, что я должен выйти из игры?
Макквин ответил не сразу, пауза была тщательно рассчитана, он предпочитал дать остыть вполне понятному возмущению Атанаса.
— Поверьте, я вовсе этого не хочу,— произнес он наконец.
— Значит...— Атанас опустил глаза и так сжал кулаки, что побелели пальцы.
За прошедшие семь месяцев он осунулся, лицо пожелтело, нос заострился и стал напоминать орлиный клюв. Атанас выглядел больным. Посмотрев через стол на полное лицо Макквина, он вдруг понял, что ненавидит этого человека. Выходит, Макквин оценил, чего стоит Атанас, и сбросил его со счетов. Сознавать, что его, в его-то годы, оценивает и отбрасывает за ненадобностью человек более молодой, было унизительно.
— Если уж на то пошло, Таялар,— медленно, как будто жуя жвачку, продолжал Макквин,— я ведь с самого начала предупреждал вас, что никогда никуда не вторгаюсь силой. Я должен быть заранее уверен, что встречу добрый прием.
— И вы собирались использовать меня, чтобы обеспечить себе такой прием да еще и низкие цены, не так ли?
Макквин безмятежно взирал на него с выражением покорной грусти. В то же время его светлые глаза, казалось, смотрели сквозь Атанаса, сквозь стены, словно он вглядывался в будущее, в какую-то далекую цель.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162