Узнай они даже, что она вышла замуж, их не заставишь понягь, что происходит у нее в душе, легче объясниться с эскимосом. Господи боже! Но почему она не может все бросить? Из-за любви к матери? Из жалости к ней? По привычке? Хетер подумала о Макквине, наделенном даром царя Мидаса, об его безотказной способности высосать силу и энергию из кого хочешь. Он и Поль — не могут же они оба быть правы одновременно? Чей-то мир должен рухнуть. Было ли еще когда-нибудь в истории человечества такое время, как сейчас, когда люди старшего поколения столь глухи ко всему, за что готовы сражаться и умереть их дети?
Хетер замедлила шаги, перебралась через скалистый мыс, но, немного погодя, повернула назад и медленно побрела по песку обратно к гостинице, засунув руки в карманы плаща. Она все время вспоминала оброненное однажды Полем замечание, что люди, подобные Макквину, ничего не могут поделать, настала пора, когда интуиция подводит их на каждом шагу. Что ж, они могут ввязаться в войну, но вести ее одни не смогут. Хетер поежилась и покрепче сжала руки в карманах. День ото дня заголовки газет кричат все громче. Война надвигается. Неотвратимо, как волны в тумане, она становится все ближе.
Хетер почувствовала, как от унизительности ее теперешнего положения краска стыда приливает к щекам. Она поняла: то, о чем она старалась забыть, пока была с Полем, то, что воспитывала и взращивала в ней Дженит, все еще живо в ее душе. Она, как прежде, боится сцены, которая произойдет у нее с матерью, боится горечи и озлобления, к которым такая сцена может привести. Всю жизнь она сдерживается и скрывает свои чувства, только бы не огорчить Дженит. А теперь к этому прибавился еще и страх, как бы мать не унизила Поля. Из-за того, что у Поля отец француз, а мать ирландка, но главное из-за того, что Поль беден, Дженит не удержится и будет при каждом удобном случае колоть Поля, пока рана не сделается такой глубокой, что уже не затянется.
Дойдя до лужайки перед гостиницей, Хетер увидела, что мать и Макквин, закутанные в плащи, сидят рядом на веранде, как пассажиры на пароходе. Дженит казалась взволнованной, она что-то горячо говорила и жестикулировала, а Макквин слушал и важно кивал. Время от времени он поднимал указательный палец, желая подчеркнуть какое-то замечание.
Хетер повернулась и пошла назад в туман. Она ходила около часа, перекусила в деревне Кеннебэнкпорт, а когда вернулась, Макквин уже уехал.
48
У такси, на котором Макквин возвращался в Портленд, спустило колесо, и пока шофер орудовал домкратом и менял его, Макквин не вставал с заднего сиденья. На материке, вдали от моря, тумана не было, и солнце жарко пригревало сквозь влажный воздух. Когда наконец добрались до Портленда, Макквин еле успел на поезд. Он задержался на перроне, только чтобы купить газету, номер журнала «Форчун» и еженедельник левого направления со статьей о Британской Империи.
Мокрый от пота, Макквин вошел в купе, и пока искал мелочь, чтобы дать на чай носильщику в красной фуражке, его рука прилипала к подкладке кармана. Он устал, был озабочен, задыхался от жары, вдобавок вагон оказался с кондиционером, и Макквин не сомневался, что простуда обеспечена. Если американцы не остановятся в этом своем маниакальном пристрастии к комфорту, подумал он, то в ближайшие двадцать пять лет они подорвут здоровье всей нации.
Большим шелковым платком Макквин вытер лоб и, осторожно ступая, направился в вагон-ресторан. Пообедав, он тут же вернулся в купе и запер дверь. Сняв пиджак и жилет, он переоделся в толстый шерстяной клетчатый халат, скинул ботинки, сунул ноги в войлочные домашние туфли, положил рядом с собой журналы, сел и постарался расслабиться.
Неделю назад ему позвонил из Оттавы один из членов кабинета и спросил, не согласится ли Макквин, если произойдет худшее, работать у него в департаменте? Мысль о государственной службе была противна Макквину, но уж если дойдет до худшего, то, пожалуй, придется исполнить долг. Сомнений нет, там, в Оттаве, все крайне перепуганы, да он и сам неспокоен. Каждый раз, когда Макквин читал газеты, ему казалось, что события в Европе направлены против него лично. Поверить невозможно, что начнется война. И все же...
А тут еще Хетер! Вот уж нашла время причинять матери беспокойство. Отзетственности у нее не больше, чем у какой-нибудь служанки. Внушительный подбородок Макквина напрягся. Нынешних молодых людей понять невозможно — никакого представления о правилах приличия, об элементарной порядочности. Куда ни посмотри, везде признаки упадка. Он не удивится...
Да, подумал Макквин, этим глупостям надо положить конец, ведь если Хетер выйдет за такого субъекта, как Поль Таллар, то может случиться все, что угодно. Значит, Поль — писатель. Вот оно что. Интересно поглядеть, что он такое написал. Не иначе, какую-нибудь современную чушь про социализм и секс, но подобное ни один порядочный издатель печатать не станет.
Хетер нужен муж солидный, тогда она возьмется за ум. Если она выйдет за этого Поля Таллара, оба сядут Дженит на шею. Парень, видно, никудышный, раз до тридцати лет не сумел найти себе приличной работы. Как только им в лапы попадет дом Метьюнов, они его тут же продадут какому-нибудь подрядчику, тот снесет особняк, и дело с концом. А на этом месте построит десятиэтажный многоквартирный дом. Один старый дом на том склоне, где живет Макквин, уже снесли весной. Каменный дом, тридцать комнат, оранжерея, одних горгулий шестнадцать штук! А панели красного дерева — ими была обшита столовая — продали похоронной конторе. Вот что случается в наши дни, стоит лишь снизить требования.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162