Поэтому Лейбниц мог объединить в своем учении
о монадах оба эти влияния - неоплатоническую спекулятивную метафизику и
современную ему математику, как оно, по всей вероятности, и произошло.
Понятие актуальной бесконечности получило в системе Лейбница многостороннее
обоснование, однако при этом Лейбниц не смог избежать противоречий, которые
всегда сопряжены с употреблением этого понятия. Эти противоречия с особой
силой дали себя знать в лейбницевской теории континуума.
Что касается идеи всеобщей космической связи, то тут несомненно влияние
неоплатонизма. По Лейбницу, сущность души заключается в том, что все ее
явления или восприятия должны рождаться в ней из ее собственной природы,
притом так, что они точь-в-точь соответствуют тому, что происходит во всей
Вселенной. Душа выражает Вселенную лишь некоторым образом и на некоторое
время, смотря по отношению других тел к ее телу. Так как все тела во
Вселенной как бы сочувствуют друг другу, то и наше тело получает
впечатления от всех других, однако душа наша не может обращать внимание на
каждую частность всего: поэтому-то наши смутные чувствования суть результат
бесконечного разнообразия восприятий. Теория бессознательных восприятий и
представление о единстве макро- и микрокосма у Лейбница взаимно связаны - в
бессознательной форме душа знает обо всем, что происходит в мире, и при
этом ей не нужно "окон": весь мир виртуально заключен в ней самой.
Рассматривая монаду как "единое", "единицу", видя в ней аристотелевскую
"энтелехию", мысля ее по аналогии с неделимой душой, Лейбниц возвращается к
традициям античной философии в ее средневековой редакции, а иногда и
критически отвергая средневековую интерпретацию. Однако бросается в глаза
различие в толковании энтелехии в античности и у Лейбница. У Аристотеля
энтелехия имеет значение завершенности, законченности, у Лейбница,
напротив, бесконечного стремления, томления по высшему началу,
деятельности: не случайно влечение (конатус), стремление становится одним
из главных определений монады; не случайно идея развития выступает у
Лейбница не только в плане статическом, как иерархия существ, но и как
возможность развития каждой монады от примитивного состояния низших
организмов до высших духов. У Аристотеля "знающие ведут жизнь более
приятную, чем ищущие (знания)", - ибо покой выше движения, бытие выше
становления. Напротив, Лейбниц пишет: "...я нахожу, что беспокойство
принадлежит к сущности счастья сотворенных существ, заключающегося не в
полном обладании, от которого они стали бы бесчувственными и как бы тупыми,
но в постоянном, непрерывном продвижении к большим благам, которое
сопровождается желанием или по крайней мере постоянным беспокойством...".
Счастье Лейбниц видит именно в продвижении, прогрессе, т.е. скорее в
становлении, стремлении, чем в бытии. Здесь подоплека лейбницева понимания
монады и ее сущности как влечения, подоплека, коренящаяся в самом
мироощущении немецкого философа, несовместимом с мироощущением античного
мудреца. С активизмом Лейбница, с его предпочтением становления и
деятельности бытию связано и его принятие категории актуально бесконечного.
В этом пункте Лейбниц ближе к Экхарту, Ангелу Силезиусу, к ван Гельмонту и
Парацельсу, чем к античной философии или к протестантскому аристотелизму,
хотя некоторое влияние последнего на мышление молодого Лейбница отрицать не
приходится.
От Аристотеля и его понимания энтелехии Лейбниц отличается также и тем, что
рассуждает как естествоиспытатель в духе механики XVII в. Так, для
Аристотеля понятие живого организма - это то, в чем тело и дух соединяются
между собой. У Лейбница же тело должно быть объясняемо по
математически-механическим законам, открытым современной ему наукой, а дух
определяется как обладающий волей и знанием в соответствии с тем его
пониманием, какое XVII век унаследовал от средневековья и Возрождения.
Понимание духа через внутреннее, душевное, личное начало, идущее от средних
веков, от Августина, отличает Лейбница от Аристотеля.
Наделяя монаду влечением и восприятием, Лейбниц мыслит ее по аналогии с
человеческой душой. Он постоянно подчеркивает эту аналогию, не считая
нужным ее скрывать. "Я... допускаю распространенные во всей природе
жизненные начала, бессмертные, так как они неделимые субстанции, или иначе
- единицы. ...Эти жизненные начала, или души, имеют восприятие и влечение".
В другом месте Лейбниц поясняет, что монады называются "душами, когда у них
есть чувство, и духами, когда они обладают разумом". В остальных же вещах,
в неорганическом мире они, говорит Лейбниц, называются субстанциональной
формой. В малейшей части материи, по Лейбницу, существует целый мир живых
существ, энтелехий, душ.
В этой связи вызывает недоумение утверждение К. Фогеля, что монаду как
простую субстанцию у Лейбница неправильно понимать по аналогии с душой; эта
аналогия, согласно Фогелю, играет второстепенную роль, и благодаря ей
обычно скрывалась связь монадологии с проблемой пространства и континуума.
Но разве то обстоятельство, что понятие монады возникло у Лейбница по
аналогии с понятием души, о чем свидетельствуют бесчисленные высказывания
самого Лейбница, противоречит тому факту, что с помощью этого понятия
Лейбниц пытается решить также и проблему континуума? В этом отношении
совершенно прав Г. Гаймсет, указавший на то, что именно опыт самосознания и
единство самосознания стали для Лейбница своего рода моделью для его
понятия монады.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185