различие, на мой взгляд, здесь
надо искать в другом. А именно: эксперимент Галилея - это в основном
предметное воплощение теоретического построения, а потому его достаточно
мысленно смоделировать; эксперимент же для Бойля (при всем стремлении
английского ученого сблизить химию с теоретической наукой - механикой) -
это "experimentum crucis", попытка заставить природу выдать ее тайны, а для
того необходимо "потрясти ее до основания", как говорил Бэкон, силой
заставить ее открыть то, что неведомо человеку и что не может быть
предвосхищено им чисто теоретически. Этот тип эксперимента ведет свое
происхождение от герметической традиции и несет еще и в XVII в. черты
алхимии и магии.
Обращение Бойля к корпускулярной теории обнаруживает, однако, его
стремление поставить и химию на более прочный и достоверный фундамент
механики, мировоззренческие предпосылки которой, ее рациональный характер и
простота выявляемых ею законов, делающих возможными научные предсказания,
весьма привлекательны для него.
4. Руджер Иосип Бошкович. Атомы как центры сил
Мы уже отмечали, что в XVII и XVIII вв. в той или иной форме и степени
атомистическую гипотезу использовали представители всех научных
направлений. Хорватский ученый Р. Бошкович (1711-1787) с помощью атомизма
попытался решить целый ряд теоретических вопросов физики, в том числе
объяснить природу континуума, сущность пространства и времени, законов
движения, - вопросов, над которыми билась механика в XVIII в., пытаясь
согласовать принципы динамики с требованиями математики. Наиболее полно
свои воззрения Бошкович изложил в работе "Теория натуральной философии"
(1758). Как и у Ньютона и других ученых XVIII в., под натурфилософией
Бошковича подразумевается, в сущности, физика в ее теоретически продуманной
форме.
В основе системы Бошковича лежит понятие силы; однако было бы не совсем
верно на этом основании считать его сторонником ньютоновской программы;
понятие силы является исходным также и в лейбницевой динамике. Бошкович как
раз и попытался соединить некоторые положения ньютоновской программы, в
частности принцип дальнодействия, с лейбницевым учением о простых и
неделимых субстанциях, составляющих основу природного бытия. Принимая в
качестве первичных силы притяжения и отталкивания и в этом смысле следуя
Ньютону, Бошкович, однако, не признает абсолютных пространства и времени и
объясняет тяготение в отличие от Ньютона, связывавшего тяготение с природой
в первую очередь самого пространства, природой атомов как "центров силы",
вступающих между собой во взаимодействие. Атомы у Бошковича, хотя они, по
его определению, и внепространственны (не имеют частей), а потому сходны с
монадами Лейбница, рассматриваются, однако, не как формы или "души", а как
физические точки. Иначе говоря, Бошкович исследует субстанции не как
метафизик (в смысле Лейбница), а как физик - возможность, которую признавал
и Лейбниц: та самая монада, которая у Лейбница в метафизике предстает как
деятельность представления и влечения, будучи рассмотренной в рамках
физики, мыслится по аналогии с математической точкой - как центр силы.
Проблема субстанций как "математических точек" становится одной из главных
в философии Хр. Вольфа, влияние которого испытал Бошкович; именно у Вольфа
соотношение физики (динамики) и математики также было в центре внимания.
Не случайно в своей попытке разрешить эту проблему и соединить принципы
Лейбница и Ньютона Бошкович двигался параллельно Канту, в "Физической
монадологии" поставившему аналогичную задачу. Не случайно и тот и другой
мыслители занялись, в сущности, одной и той же проблемой: в рамках
вольфовской школы эта проблема встала во всей остроте, и не они одни
вынуждены были разрешать парадоксы, возникающие в связи с трудностями
соотнесения метафизических, физических и математических "точек".
Бошкович очень точно заметил одну из главных трудностей в научной программе
Лейбница: невозможность вывести непротиворечиво пространственное протяжение
из неделимых (т.е. не имеющих частей, а, значит, и непротяженных) монад. По
отношению к Лейбницу, пишет Бошкович, можно повторить возражение,
выдвигавшееся Аристотелем против Зенона Элейского: сколько бы непротяженных
точек мы ни взяли, они не дадут нам протяженности. Следовательно, надо иным
путем объяснить природу пространства, чем это мы видели у Лейбница.
Первоэлементы природы составляют, согласно Бошковичу, неделимые и
непротяженные точки, которые он мыслит как центры сил, а не как частички
вещества, непроницаемые в силу своей твердости, как это мы видели у
Гюйгенса, да и у картезианцев. Здесь Бошкович следует Лейбницу и Вольфу.
Эти точки-силы рассеяны в пустоте и отделены друг от друга определенными
промежутками, которые могут быть больше или меньше, но не могут быть
полностью устранены, ибо в этом случае атомы соприкоснулись бы и слились,
что совершенно не допускается в системе Бошковича. И не допускается в силу
определения атомов как сил: "Поскольку при уменьшении расстояний (между
атомами. - П.Г.) до бесконечности сила отталкивания до бесконечности
возрастает, то очевидно, что ни одна часть материи не может касаться (esse
configua) другой, ибо эта сила отталкивания тотчас же отодвинула бы их одну
от другой. Отсюда с необходимостью вытекает, что первые элементы материи
вообще просты и не составлены ни из каких соприкасающихся частей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185