Как остроумно заметил А. Тренделенбург, "определяющий
рассудок (имеется в виду способность суждения. - П.Г.) поступает как судья,
на основании предписанного закона, а обдумывающий выводит правило из
случаев, как законодатель". Рефлектирующая способность суждения может быть
названа регулятивной: подобно регулятивным идеям разума, она направляет
действия рассудка, но сама по себе недостаточна, чтобы дать теоретическое
знание о предмете. Иначе говоря, рефлектирующая способность суждения носит
лишь субъективный характер: пользуясь при исследовании природы понятием
целевой причины, мы, по Канту, не должны забывать, что это понятие должно
служить "чисто субъективным принципом для целесообразного применения
познавательных способностей, а именно для рефлексии о некоторого вида
предметах".
Таким образом, понятие конечной причины вводится Кантом в естествознание
при условии, что оно будет иметь не законодательный, а, так сказать,
совещательный голос. При таком - чисто субъективном - применении это
понятие, по мнению Канта, нисколько не потеснит механического способа
рассмотрения природы, являющегося единственно законным, поскольку природа -
это не что иное, как материя.
Так в лице Канта ответила мысль XVIII в. на один из самых острых вопросов,
вставших перед естествознанием: как быть с органической природой в условиях
господства механистического способа мышления?

2. Рождение историзма

Трудности, порожденные господством механицизма, философия конца
XVIII-начала XIX вв. пытается преодолеть на пути историзма.
Одной из предпосылок исторического подхода к миру оказался перенос центра
тяжести на изучение субъекта и его деятельной природы, осуществленный
Кантом.
Романтики Иенской школы - Фридрих и Август Шлегели, Новалис и другие, а
также представители классического немецкого идеализма - Фихте, Шеллинг,
Гегель, отправляясь от философии Канта, в то же время подвергли пересмотру
его понятие трансцендентального субъекта.
Как мы знаем, это понятие было сформировано Кантом в результате
идеалистической интерпретации нового естествознания -
галилеевско-ньютоновской механики. Согласно романтикам, главным недостатком
кантовского субъекта является его неисторический характер, во многом
обязанный тому, что Кант противопоставил истинное знание, доставляемое
точными науками, тем формам знания, которые нам дает миф, искусство, язык.
А между тем этот тип знания существенно отличается от естественнонаучного,
которое, согласно Гегелю, не следует абсолютизировать, ибо оно есть не
более, чем одна из исторических форм знания о мире, точнее, только об одной
его части - природе.
Немецкий идеализм предложил рассматривать трансцендентальный субъект
исторически, так что в качестве такового здесь - особенно у Гегеля -
предстала история человечества в целом. Теперь формы трансцендентальной
субъективности были гораздо более, чем у Канта, отличены и отделены от
индивидуального сознания; в качестве субъекта знания у Гегеля выступает
человеческая история, взятая как целое, как некоторый "объективный дух",
или субстанция-субъект, говоря словами самого Гегеля. Субстанция-субъект у
Гегеля имеет не жестко фиксированные, а развивающиеся, подвижные формы,
которые суть не что иное, как исторические формы культуры.
В результате произошла важная перестройка принципов, характерных для
предшествующего периода философии, включая и Канта.
Во-первых, была снята жесткая дихотомия научного и ненаучного, свойственная
мысли XVII-XVIII вв. и принципиально важная для идеологии Просвещения.
У романтиков и в немецком идеализме наука рассматривается не столько как
нечто противоположное донаучным формам знания, сколько как развитие этих
мифологически-донаучных форм. Сами донаучные формы знания не предстают уже
просто как предрассудки, которые следует устранить, а требуют своего
специального анализа с целью установить их подлинное значение и их место в
развитии человеческой культуры. Если в плане историческом знание научное
сопоставлялось прежде всего с мифом, то в плане современном требовалось
сопоставление его с искусством, религией, философией. Для Шеллинга и
романтиков эти виды знания не просто равноправны, но искусство даже имеет
преимущество перед наукой, потому что схватывает истину как целое и
постигает ее непосредственно, в то время как наука всегда дает лишь
какую-то "часть" истины и действует опосредованно.
Во-вторых, благодаря рассмотрению субъекта знания как исторически
развивающегося была снята дихотомия ложного и истинного, как она выступала
в докантовской философии и у Канта, - и не удивительно: ведь эта дихотомия
была тесно связана с противопоставлением научного и ненаучного знания.
Вопрос об истинном и ложном знании Гегель переносит в историческую
плоскость, в результате чего появляется новый принцип - "истинно для своего
времени". Тем самым вводится понятие относительной истины.
В-третьих, немецкая классическая философия, рассматривая историю в качестве
субъекта знания, вводит в саму историю кантовское различие эмпирического и
трансцендентального (теперь ставшего умопостигаемым) уровней рассмотрения,
так что сама история выступает как бы в двух планах - как история
фактическая, эмпирически данная, и как история, взятая, по словам Гегеля,
"в ее понятии", т.е. поистине. Последняя представляет собой в сущности
умозрительную конструкцию, имевшую для послекантовского идеализма такое же
значение, какое для докантовского рационализма имело учение о субстанции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185