"Не даем мы тебе, Адам, ни определенного места, ни
собственного образа, ни особой обязанности, чтобы и место и лицо и
обязанность ты имел по собственному желанию, согласно твоей воле и твоему
решению. Образ прочих творений определен в пределах установленных нами
законов. Ты же, не стесненный никакими пределами, определишь свой образ по
своему решению, во власть которого я тебя предоставляю".
Это - совсем не античное представление о человеке. В античности человек был
природным существом, в том смысле, что его границы были определены его
природой, и от него зависело только то, последует ли он своей природе или
же отклонится от нее. Отсюда - интеллектуалистский характер древнегреческой
этики: человек должен познать, в чем состоит добро, а познав это, он уже
последует доброму. В этом - нравственный аспект знания, как мы его видим у
Сократа, Платона, в несколько меньшей степени - у Аристотеля. Образно
выражаясь, античный человек признает природу своей "госпожой", а не себя -
ее господином.
Совсем иные мотивы звучат у Мирандолы. В них слышны отзвуки учения о
человеке, которому Бог дал свободную волю и который сам должен решить свою
судьбу, определить свой образ, свое место в мире, свое лицо. Человек - не
просто природное существо, он творец самого себя и этим отличается от
прочих природных существ. По отношению к ним он - господин, точно так же,
как господин и над всей остальной природой - тут в преобразованной форме мы
встречаем христианско-библейский мотив. В преобразованной форме - потому
что в средневековом христианстве человек является господином над природой
лишь постольку, поскольку он - раб Божий; подлинным творцом мира и самого
человека в христианстве является Бог; теперь же, по мере освобождения от
христианского понимания человека, по мере секуляризации религиозных
представлений человек сам становится на место Бога: он сам - свой
собственный творец, он - владыка природы. Так, по убеждению Марсилио
Фичино, человек способен "создать сами... светила, если бы имел орудия и
небесный материал". Это - мысль, абсолютно чуждая языческой Греции. Чуждая
потому, что, во-первых, природа - это то, что существует само по себе, что
никем не создано (ср. понятие "фюсис" у Аристотеля, понятие
"естественного", противоположное понятию "искусственного", созданного
мастером, человеком). Во-вторых, чуждая потому, что для античной науки и
античного сознания вообще небесные тела, светила - нечто принципиально
отличное от всего земного, от подлунного мира; небесные тела - это
божественные существа, "создать" их с помощью "орудий и небесного
материала" было бы равносильно созданию человеком богов - кощунственная
мысль для язычника и абсурдная идея для греческого ученого.
Для средневекового представления о мире в мысли о возможности создать
светила нет ничего кощунственного: христианство снимает с природного начала
его сакральный характер, и светила действительно мыслятся им созданными,
только не человеческим, а божественным Творцом. Но коль скоро человек
получает освобождение от Бога, коль скоро он берет на себя, так сказать,
божественные - творческие - функции, у него появляется мысль о том, что для
него нет ничего невозможного в природе - нужно только создать
соответствующие орудия и найти - а то и создать - нужный материал.
А что человек действительно чувствует себя божественным, едва ли не равным
Богу по своим возможностям, об этом свидетельствует тот же Мирандола.
Именно в том, что человеку не придано никакой полной определенности, как
другим творениям - ангелам или животным, Мирандола видит залог бесконечных
возможностей человека. "Я не сделал тебя ни небесным, ни земным, -
продолжает Бог свою речь, обращенную к Адаму, - ни смертным, ни
бессмертным, чтобы ты сам, свободный и славный мастер, сформировал себя в
образе, который ты предпочтешь. Ты можешь переродиться в низшие, неразумные
существа, но можешь переродиться по велению своей души в высшие,
божественные! ...О высшее и восхитительное счастье человека, которому дано
владеть тем, чем пожелает, и быть тем, чем хочет!"
Такой силы, такой власти своей над всем существующим и над самим собой
человек не чувствовал ни в античности, ни в средние века. Только в эпоху
Возрождения он осознает себя творцом, "свободным и славным мастером",
только в эту эпоху он ощутил себя ничем не ограниченным - ни природой,
которая была божественным началом у греков, ни Богом христианской религии,
отменившим божественность природы, а теперь постепенно терявшим власть и
над человеком. Вот почему в эпоху Возрождения такое символическое значение
получает фигура художника: в ней наиболее адекватно выражается самая
глубокая для Ренессанса идея человека-творца, вставшего на место Бога.
Леонардо да Винчи очень выразительно сказал о символическом значении
художника как едва ли не центральной в идеологическом отношении фигуре
эпохи Ренессанса: "Если живописец пожелает увидеть прекрасно вещи,
внушающие ему любовь, то в его власти породить их, а если он пожелает
увидеть уродливые вещи, которые устрашают, или шутовские и смешные, или
поистине жалкие, то и над ними он властелин и Бог... И действительно, все,
что существует во Вселенной как сущность, как явление или как воображаемое,
он имеет сначала в душе, а затем в руках..." Отсюда понятна и та гордость,
которую культивирует эпоха Возрождения как положительное качество человека,
в противоположность христианской добродетели смирения, и то поистине
демоническое честолюбие и стремление к славе, каких не знала другая эпоха.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185