Поскольку астрономия прибегает к измерению и неизбежно имеет
дело с измерительными приборами, то ее расчеты принципиально носят
приблизительный характер. Поэтому, видимо, ни один астроном не стал бы
спорить с утверждением Николая Кузанского, что "в приложении к астрономии
вычислительное искусство лишено точности, раз оно исходит из предпосылки,
что движением Солнца можно измерить движение всех других планет. Положение
неба, будь то какое-либо место, восход или заход созвездий, возвышение
полюса и подобные вещи, точно познать тоже невозможно, а поскольку и
никакие два места не согласуются в точности по времени и положению, то
ясно, что частные суждения на основании звезд далеки от точности".
Но, хотя утверждение Кузанца применительно к астрономии не содержит в себе
ничего необычного, тем не менее предпосылки, на которых оно построено,
представляют собой нечто действительно новое. Ведь Кузанец утверждает, что
приблизительность астрономических расчетов в принципе ничем не отличается
от приблизительности расчетов геометрии и арифметики. А это для того
времени переворот в понимании науки. И не только этот вывод по отношению к
астрономии следует из допущения, что мерой конечного должно быть
бесконечное. Если в области арифметики и геометрии бесконечное как мера
превращает знание о конечных соотношениях в приблизительное, то в
астрономию эта новая мера вносит, кроме того, еще и принцип
относительности. Происходит это следующим образом. Так как точное
определение размеров и формы мироздания может быть дано лишь через
отнесение его к бесконечности, то в нем не могут быть различены центр и
окружность. "Из-за необходимого совпадения минимума с максимумом, - пишет
Николай, - такой центр мира совпадает с внешней окружностью. Значит, у мира
нет и внешней окружности. В самом деле, если бы он имел центр, то имел бы и
внешнюю окружность, а тем самым имел бы внутри самого себя свои начало и
конец".
Рассуждение Кузанца, помимо всего прочего, интересно и в том отношении, что
оно задним числом выявляет далеко не само собой понятную связь между
философской категорией единого и космологическим представлением о наличии
центра мира, а тем самым - о его конечности. Отождествление единого и
беспредельного, проведенное Николаем, разрушает и ту картину космоса, из
которой исходили не только Платон и Аристотель, но и Птолемей и Архимед и
которая просуществовала на протяжении почти всего средневековья, хотя,
правда, и была несколько раз поставлена под вопрос в период зрелой
схоластики. Для античной науки и большинства представителей античной
философии космос был очень большим, но конечным телом. А признак конечности
тела - это возможность различить в нем центр и периферию, "начало" и
"конец". Согласно Кузанцу, "подобное далеко от истины. Но если невозможно,
чтобы мир был заключен между телесным центром и внешней окружностью, то
непостижим этот мир, и центр и окружность которого - Бог; хотя этот мир не
бесконечен, однако его нельзя помыслить и конечным, поскольку у него нет
пределов, между которыми он был бы замкнут!"
Вспомним, что предел, как его понимали античные греки, - это мера. Но у
Кузанца мерой, пределом является беспредельное, бесконечность. А познание с
помощью такой меры тождественно невозможности познания. Поэтому "мир, его
движение и его форму постичь невозможно".
Перелом в мышлении, произведенный Николаем Кузанским по отношению к
античной - в том числе и неоплатонической - философии, а также по отношению
к средневековому схоластическому мышлению, особенно ориентированному на
философию Аристотеля, привел к очень важным и далеко идущим последствиям.
Значение этого перелома было основательно рассмотрено в интересной работе
Г. Гаймсета, известного немецкого философа и историка культуры. Согласно
Гаймсету, в лице Кузанца мы встречаем подлинное начало философии и науки
нового времени. Однако сам Николай при этом, по убеждению Гаймсета,
представляет собой средневекового мыслителя, продолжающего то направление
развития средневековой теологии, которое пробивает себе дорогу уже у Дунса
Скота и Мейстера Экхарта. Сущность этого направления составляют поиски
адекватного понятийного выражения того содержания христианского вероучения,
которое осмыслялось философски в X-XIII вв. в формах античного мышления
главным образом благодаря усвоению схоластикой аристотелевской философии.
Античное же мышление, с его, как пишет Гаймсет, "ценностным предпочтением
конечного", не позволяет адекватно выразиться христианской идее личного
Бога; христианское понятие творения не может быть согласовано с "дуализмом
греческой философии".
Таким образом, согласно Гаймсету, характерная для Кузанца тенденция к
отождествлению единого и беспредельного - двух противоположных начал в
философии неоплатоников и Аристотеля - вызвана стремлением христианского
теолога преодолеть свойственный античному мышлению дуализм; результатом
этого оказывается и "ценностное предпочтение бесконечного", к которому
тяготело христианское мышление с самых первых его шагов в эпоху патристики.
Отсюда, согласно Гаймсету, с неизбежностью вытекает и утверждение Кузанца о
бесконечности мира.
Однако мы знаем, что Кузанец не без оговорок признает бесконечность мира, -
его трактовка этой бесконечности отличается от той, которая имеет место у
Джордано Бруно, Рене Декарта или Исаака Ньютона. Как следует понимать слова
Николая о том, что мир не конечен, но и не бесконечен в собственном смысле?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185