ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
Но общий
контекст, в каком формулируется эта антиномия, в диссертации Канта совсем
другой.
Эта работа Канта интересна в двух отношениях: во-первых, она помогает
понять генезис основных идей "Критики чистого разума" - с этой точки зрения
ее чаще всего и изучали. Во-вторых, она позволяет увидеть, какую бурю
противоречий в умах ученых и философов породило столкновение
противоборствующих научных программ, прежде всего Декарта, Ньютона и
Лейбница. Оба эти момента увидел в "Физической монадологии" П.А.
Флоренский, справедливо указавший на то, что в ней уже намечены будущие
математические антиномии "Критики чистого разума".
Правда, в рассуждение П.А. Флоренского вкрался ряд неточностей. Флоренский
цитирует Канта: ""Каким же образом... можно связать метафизику с геометрией
в этом деле (т.е. в вопросе о строении материи), когда грифов запрячь с
конями, кажется, легче, чем трансцендентальную философию сочетать с
геометрией! В то время как первая (т.е. метафизика) упорно отрицает, что
пространство делимо до бесконечности, вторая (т.е. геометрия) защищает это
с тою же достоверностью, с какою имеет привычку оберегать остальное. Первая
настаивает, что пустое пространство необходимо для свободных движений,
вторая его решительно изгоняет. Первая вместе с тем указывает на то, что
притяжение или всеобщее тяготение едва ли объяснимо механическими
причинами, но что оно имеет начало в силах, присущих телам в покое и
действующих на расстоянии... вторая же всякое действие на расстоянии
относит к пустым обманам воображения". Таковы недоумения Канта. Вовсе нет
надобности иметь глубокие познания в развитии европейской мысли, чтобы
понять, в чем тут дело: это - Лейбниц столкнулся с Ньютоном".
Хотя в целом в "Физической монадологии" Канта действительно Лейбниц
столкнулся с Ньютоном, но о приведенном отрывке этого как раз сказать
нельзя. И в самом деле, кто же из них защищает точку зрения метафизики, а
кто - геометрии? Известно, что Лейбниц был метафизик, а Ньютон написал
"Математические начала натуральной философии" и, как гласит легенда,
неоднократно повторял: "Физика, бойся метафизики!". Значит, Лейбниц здесь
представляет "метафизику", а Ньютон, надо полагать, "геометрию"? Но при
таком допущении окажется, что Лейбниц как сторонник монад 1) упорно
отрицает, что пространство делимо до бесконечности; 2) допускает пустое
пространство; 3) принимает всемирное тяготение и объясняет его действием
сил на расстоянии. Ньютон же как математик по всем трем пунктам защищает
противоположную точку зрения. Сразу видно, что это не так: Лейбниц,
во-первых, будучи сторонником неделимых монад в метафизике, в то же время
защищает континуализм в геометрии; во-вторых, он не признает пустого
пространства и, в-третьих, отвергает идею действия на расстоянии. В таком
случае, может быть, "математиком" надо считать Лейбница? Ведь он 1)
защищает непрерывность пространства; 2) отвергает пустоту; 3) относит
действие на расстоянии к пустым обманам воображения. Но и это допущение
неприемлемо: Лейбниц защищает непрерывность пространства как геометр, а как
метафизик признает в качестве реальности "неделимые центры сил". И сам П.А.
Флоренский отмечает, что "по воззрению немецкого метафизика (именно
метафизика, а не геометра. - П.Г.) пространство и время... есть лишь
следствие того, что подлинно есть - вещей метафизических...". Да и Кант в
диссертации рассматривает монадологию Лейбница именно как метафизику.
Недоразумение, здесь возникшее, связано с тем, что Кант в приведенном
отрывке противопоставляет не Ньютона Лейбницу, а метафизику математике. При
этом как Ньютон, так и Лейбниц в данном случае должны быть причислены к
метафизикам, хотя и представляют два разных направления в ней, в то время
как точка зрения математики оказывается ближе всего к позиции Декарта и его
последователей. Именно Декарт признавал непрерывность пространства и
отвергал пустоту, а картезианцы относили действие на расстоянии к пустым
обманам воображения. И понятно, почему Лейбниц и Ньютон противопоставлены
"математикам"; оба защищали динамическое понимание природы против
механико-математического его понимания у картезианцев.
Кант же хотел бы найти способ примирения между собой всех трех программ:
ньютоновской, лейбницевской и картезианской; точнее, он хотел бы примирить
между собой два разных обоснования динамики как учения о силах - лейбницево
и ньютоново, показав при этом также, в какой мере и на каком уровне
справедлива позиция "математиков".
А позиция математиков в XVIII в. действительно заявляла свои права на
существование. Математики считали необходимым утвердить
философско-методологические принципы своей науки, отличные от принципов
физики. Об этом свидетельствуют, в частности, высказывания такого
выдающегося математика, как Леонард Эйлер. В своей "Механике" Эйлер
следующим образом различает два подхода к понятию пространства - физиков и
математиков. "Так как мы не можем, - пишет Эйлер, - образовать никакой идеи
об этом неизмеримом пространстве и ограничениях в нем, то следует вместо
него рассматривать конечное пространство и телесные границы и по ним судить
о движении и покое тел. Так, мы говорим, что тело, которое сохраняет свое
положение по отношению к этим границам, покоится, а тело, меняющее свое
положение по отношению к ним, движется. Однако сказанное о бесконечном
пространстве и ограничениях в нем следует при этом понимать так, что оба
определения берутся только как "математические" понятия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185
контекст, в каком формулируется эта антиномия, в диссертации Канта совсем
другой.
Эта работа Канта интересна в двух отношениях: во-первых, она помогает
понять генезис основных идей "Критики чистого разума" - с этой точки зрения
ее чаще всего и изучали. Во-вторых, она позволяет увидеть, какую бурю
противоречий в умах ученых и философов породило столкновение
противоборствующих научных программ, прежде всего Декарта, Ньютона и
Лейбница. Оба эти момента увидел в "Физической монадологии" П.А.
Флоренский, справедливо указавший на то, что в ней уже намечены будущие
математические антиномии "Критики чистого разума".
Правда, в рассуждение П.А. Флоренского вкрался ряд неточностей. Флоренский
цитирует Канта: ""Каким же образом... можно связать метафизику с геометрией
в этом деле (т.е. в вопросе о строении материи), когда грифов запрячь с
конями, кажется, легче, чем трансцендентальную философию сочетать с
геометрией! В то время как первая (т.е. метафизика) упорно отрицает, что
пространство делимо до бесконечности, вторая (т.е. геометрия) защищает это
с тою же достоверностью, с какою имеет привычку оберегать остальное. Первая
настаивает, что пустое пространство необходимо для свободных движений,
вторая его решительно изгоняет. Первая вместе с тем указывает на то, что
притяжение или всеобщее тяготение едва ли объяснимо механическими
причинами, но что оно имеет начало в силах, присущих телам в покое и
действующих на расстоянии... вторая же всякое действие на расстоянии
относит к пустым обманам воображения". Таковы недоумения Канта. Вовсе нет
надобности иметь глубокие познания в развитии европейской мысли, чтобы
понять, в чем тут дело: это - Лейбниц столкнулся с Ньютоном".
Хотя в целом в "Физической монадологии" Канта действительно Лейбниц
столкнулся с Ньютоном, но о приведенном отрывке этого как раз сказать
нельзя. И в самом деле, кто же из них защищает точку зрения метафизики, а
кто - геометрии? Известно, что Лейбниц был метафизик, а Ньютон написал
"Математические начала натуральной философии" и, как гласит легенда,
неоднократно повторял: "Физика, бойся метафизики!". Значит, Лейбниц здесь
представляет "метафизику", а Ньютон, надо полагать, "геометрию"? Но при
таком допущении окажется, что Лейбниц как сторонник монад 1) упорно
отрицает, что пространство делимо до бесконечности; 2) допускает пустое
пространство; 3) принимает всемирное тяготение и объясняет его действием
сил на расстоянии. Ньютон же как математик по всем трем пунктам защищает
противоположную точку зрения. Сразу видно, что это не так: Лейбниц,
во-первых, будучи сторонником неделимых монад в метафизике, в то же время
защищает континуализм в геометрии; во-вторых, он не признает пустого
пространства и, в-третьих, отвергает идею действия на расстоянии. В таком
случае, может быть, "математиком" надо считать Лейбница? Ведь он 1)
защищает непрерывность пространства; 2) отвергает пустоту; 3) относит
действие на расстоянии к пустым обманам воображения. Но и это допущение
неприемлемо: Лейбниц защищает непрерывность пространства как геометр, а как
метафизик признает в качестве реальности "неделимые центры сил". И сам П.А.
Флоренский отмечает, что "по воззрению немецкого метафизика (именно
метафизика, а не геометра. - П.Г.) пространство и время... есть лишь
следствие того, что подлинно есть - вещей метафизических...". Да и Кант в
диссертации рассматривает монадологию Лейбница именно как метафизику.
Недоразумение, здесь возникшее, связано с тем, что Кант в приведенном
отрывке противопоставляет не Ньютона Лейбницу, а метафизику математике. При
этом как Ньютон, так и Лейбниц в данном случае должны быть причислены к
метафизикам, хотя и представляют два разных направления в ней, в то время
как точка зрения математики оказывается ближе всего к позиции Декарта и его
последователей. Именно Декарт признавал непрерывность пространства и
отвергал пустоту, а картезианцы относили действие на расстоянии к пустым
обманам воображения. И понятно, почему Лейбниц и Ньютон противопоставлены
"математикам"; оба защищали динамическое понимание природы против
механико-математического его понимания у картезианцев.
Кант же хотел бы найти способ примирения между собой всех трех программ:
ньютоновской, лейбницевской и картезианской; точнее, он хотел бы примирить
между собой два разных обоснования динамики как учения о силах - лейбницево
и ньютоново, показав при этом также, в какой мере и на каком уровне
справедлива позиция "математиков".
А позиция математиков в XVIII в. действительно заявляла свои права на
существование. Математики считали необходимым утвердить
философско-методологические принципы своей науки, отличные от принципов
физики. Об этом свидетельствуют, в частности, высказывания такого
выдающегося математика, как Леонард Эйлер. В своей "Механике" Эйлер
следующим образом различает два подхода к понятию пространства - физиков и
математиков. "Так как мы не можем, - пишет Эйлер, - образовать никакой идеи
об этом неизмеримом пространстве и ограничениях в нем, то следует вместо
него рассматривать конечное пространство и телесные границы и по ним судить
о движении и покое тел. Так, мы говорим, что тело, которое сохраняет свое
положение по отношению к этим границам, покоится, а тело, меняющее свое
положение по отношению к ним, движется. Однако сказанное о бесконечном
пространстве и ограничениях в нем следует при этом понимать так, что оба
определения берутся только как "математические" понятия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185