.."
Критикуемая Кантом точка зрения близка к юмовской и ведет к скептицизму в
отношении статуса научного знания. Знание о природе, по Канту, не зависит
от той или иной организации субъекта, трансцендентальная субъективность -
это не просто случайность нашей человеческой организации.
Как же понять это различие между кантовской и юмовской позициями в
понимании знания? При допущении произвольной, врожденной нам субъективной
особенности воспринимать мир, окружающую природу предполагается, что
природа, внешний мир представляет собой независимую от нас реальность, но
только мы не можем познать ее так, как она существует сама по себе.
Кантовская концепция иная. По Канту, нет никакой природной реальности самой
по себе, она впервые возникает, создается благодаря деятельности
трансцендентального субъекта и в соответствии с формами этой деятельности.
В отличие от Лейбница или Декарта для Канта нет природы в себе и природы
для нас, т.е. природы как сущности и как явления. Природа, по Канту, не
есть вещь в себе, а только совокупность явлений, закономерно между собой
связанных. Этот мир явлений, упорядоченный посредством категорий рассудка и
априорных форм чувственности - пространства и времени, - Кант называет
миром опыта, или природой. "Законы существуют не в явлениях, а только в
отношении к субъекту, которому законы присущи, поскольку он обладает
рассудком, точно так же как явления существуют не сами по себе, а только в
отношении к тому же существу, поскольку оно имеет чувства".
Это значит, что все бытие природы в целом только относительно, она не имеет
бытия безотносительно к субъекту (разумеется, трансцендентальному, а не
эмпирическому, каким является отдельный индивид в своей особенности).
Другими словами, природа не есть субстанция в том смысле, как ее понимали
Декарт, Спиноза или Лейбниц.
К концу XVIII в. уже вполне назрел вопрос, который стал одним из острейших
в XIX в., а именно: в каком отношении наука нового времени находится к
природе? Иначе говоря, что такое та природа, которая является предметом
математического естествознания? Если природа - живая, какой ее мыслила
античность (исключение составлял атомизм Левкиппа - Демокрита - Эпикура) и
натурфилософия эпохи Возрождения, то механика, как и вообще все
математически-экспериментальное естествознание, не имеет реального
касательства к действительной природе. В XVII и первой половине XVIII в.
эту альтернативу по-разному решали представители различных научных
программ. Декарт и атомисты сходились в том, что именно математическое
естествознание, механика прежде всего, познают природу так, как она
существует сама по себе. Правда, у Декарта в этом пункте есть оговорки
относительно "второго мира", который конструируется нашим разумом, но это
не означает, что для Декарта истинная природа не есть механизм: она тоже
механизм, только более тонко устроенный, чем тот, который создаем мы в
надежде воспроизвести механизм, сотворенный божественным умом. В отличие от
атомистов и Декарта Ньютон и Лейбниц видели сущность природы в силе, но при
истолковании самой силы они рассуждали по-разному. Ньютон был склонен
приписывать изначальную силу природы - всемирное тяготение - "чувствилищу
Бога", напоминающему мировую душу неоплатоников, а Лейбниц видел источник
силы в сотворенных монадах, которые не могут быть познаны в их сущности
средствами естествознания; оно в состоянии фиксировать лишь результаты,
следствия деятельности монад. Таким образом, Лейбниц выводил природу, как
она существует сама по себе, за пределы естествознания, хотя и не отказывал
последнему в возможности познания "хорошо обоснованных" феноменов. Как и у
Аристотеля, объяснение первых причин (первых начал) у Лейбница может дать
только метафизика.
Соответственно по-разному решали Декарт и Лейбниц вопрос об органической
природе: первый сводил органическое к механическому, второй, напротив,
считал в основе всю природу органической. Поскольку все живое устроено
целесообразно, то решение вопроса о живой природе заранее предопределяло,
как тот или иной исследователь должен отнестись к проблеме
целесообразности. Декарт, как и атомисты, решительно изгонял из
естествознания понятие цели и был одним из самых последовательных
механицистов XVII в. Прежде всего к Декарту восходит то жесткое отделение
мира целей и смысла от мира причин и механических закономерностей, которое
характерно для естествознания как в XVIII, так и в XIX в. А именно:
субстанция духовная и субстанция материальная противостоят друг другу как
мир причин целевых и мир причин действующих. Лейбниц в этом вопросе занял
менее однозначную позицию. С одной стороны, он признавал, что
математическое естествознание не должно прибегать к понятию
целесообразности. Но с другой - в основе мира природного лежит понятие
цели: каждая монада есть цель сама по себе. Математическое естествознание
потому и не может познать природу в ее сущности, что оно не допускает
понятия цели, - сущность природы постигает метафизика (монадология).
Кант не признает ни картезианского, ни ньютоновского, ни лейбницевского
истолкования природы. Он предлагает новое решение, при котором, как он
убежден, сохраняются и упрочиваются завоевания математического
естествознания, но в то же время ограничиваются его притязания (как и
притязания теоретического разума вообще) решать вопросы нравственные и
гуманитарные. Вспомним исходную альтернативу: если природа - живая, то
механика не в состоянии ее познать, и все то здание, которое она
выстраивает, есть своего рода путь "спасения явлений";
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185