Это очень существенная аналогия, она составляет то, что обычно историки
науки называют парадигмой мышления: мы имеем в виду пример с множеством
часов. Мы можем не доискиваться сходства в колесах этих часов, так как
одного и того же действия можно добиться - если мастер искусный - с помощью
разной системы колес; прежде наука стремилась понять природу, так сказать,
в ее внутреннем устройстве, но к этому совершенно незачем стремиться:
во-первых, потому, что достигнуть этого невозможно, ибо всегда останется
сомнение, действительно ли пружины и колесики реальные соответствуют тем,
которые предполагаем мы, а во-вторых, это не нужно, так как не существенно,
имеется ли сходство в колесах реального мира и мира, как мы его
реконструируем, - лишь бы все вещи сконструированного нами мира казались
такими, каковы они в мире реальном. Одним словом, лишь бы созданные нами
часы и часы, сотворенные божественным Мастером, указывали время одинаково.
Вот в чем действительная - и притом вполне достижимая - задача науки, как
ее понимает Декарт. Вот почему предлагаемый вариант объяснения мира хотя и
только вероятен, но от этого не теряет своей объясняющей силы. "Я почту
себя удовлетворенным, - заключает Декарт, - если объясненные мною причины
таковы, что все действия, которые могут из них произойти, окажутся
подобными действиям, замечаемым нами в явлениях природы". Декарту важно
только, чтобы эффекты, достигаемые с помощью построенного им теоретически
механизма (а детали этого механизма можно воспроизводить и практически -
для этого и нужен эксперимент), совпадали с эффектами, которые производит
механизм, созданный бесконечным Творцом, т.е. с явлениями природы. В его
лице естествоиспытатель рассуждает как техник-конструктор: ведь последнему
важен именно эффект, а средства, с помощью которых он достигается, могут
быть самыми разнообразными: дело не в них.
Пробабилизм Декарта имеет и другой аспект, проливающий свет на новое
понимание природы и науки о ней. В сущности, Декарт таким образом
утверждает, что, познавая мир, он просто конструирует его и отвергает как
проблематичный и заведомо малоэффективный всякий другой вид познания:
именно здесь проходит линия, по которой Декарт ведет критику традиционной
формы науки. Вот как, по Декарту, работали ученые в античности и в средние
века: "...всякий раз, когда представляется надобность исследовать
какую-либо трудность, почти все люди останавливаются на пороге исследования
в нерешительности, каким мыслям они должны посвятить свой ум, убежденные в
том, что им нужно отыскивать некоторый новый род еще не известных вещей.
Когда, например, их спрашивают о природе магнита, то они, предполагая, что
это трудная и неодолимая вещь, тотчас же отдаляются духом от всего
очевидного, для того чтобы обратиться к самому трудному, и, блуждая в
пустом пространстве множества причин, ждут, не подвернется ли им под руку
случайно что-нибудь новое. Но тот, кто думает, что в магните не может быть
открыто ничего, что не состояло бы из некоторых простых и известных самих
по себе естеств, и не колеблющийся в том, что ему надлежит делать, сначала
заботливо соберет весь возможный для него опыт относительно этого камня, а
затем попытается сделать вывод: каково должно быть соединение простых
естеств, для того чтобы оно могло производить все те действия, которые он
обнаружил в магните. Достигнув этого, он может смело утверждать, что вскрыл
истинную причину магнита, насколько это доступно человеку в пределах
данного опыта".
Пафос этого отрывка в том, чтобы раз навсегда положить конец мысли о
чудесах в природе. В ней, по Декарту, нет и не может быть никаких чудес. Не
случайно в качестве примера Декарт берет именно магнит: с ним еще с
древности была связана мысль о чудесных явлениях в мире, которые не в
состоянии постигнуть наш разум. В этом пункте сходились между собой Плиний
и Августин; не только раннее средневековье, столь склонное к обнаружению
чудесного и поразительного, но и эпоха Возрождения, особенно под влиянием
натурфилософии, любила искать в природе необычное и загадочное. Декарт
решительно кладет этому конец, выступая тем самым как предтеча эпохи
Просвещения: он изгоняет из науки тех, кто не утратил художественного
отношения к природе и склонен искать живую душу там, где в действительности
следует видеть только механизм - состав "из простых и известных самих по
себе естеств". Задача науки - сконструировать модель реального магнита,
применяя при этом детали, которые имеются в нашем распоряжении в виде
"очевидных и простых начал". Мы имеем полное право это сделать, потому что
мир - машина и назначение машины - выполнять определенные функции (т.е.
порождать определенный эффект, определенное явление природы), а с помощью
каких средств эти функции выполняются, не имеет существенного значения.
Поэтому нам следует выбирать то средство, которое нам понятнее, и с его
помощью конструировать мир, по своим функциям аналогичный действительно
существующему миру. Это будет, как говорит Декарт, новый мир, наш мир, но
поскольку следствия, вытекающие из наших допущений, совпадут с теми
явлениями, которые наблюдаются в опыте (правда, опыт этот особый - он тоже
сконструирован и носит название эксперимента), то наш мир может
рассматриваться как действительный. Тем более правомерно так считать, что
простые начала, обнаруживаемые нами в собственном рассудке, не являются
чисто субъективными, а имеют божественное происхождение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185