Поэтому материя выступает у него
не столько как возможность, как это было у Аристотеля, сколько как телесное
начало, имеющее пространственную определенность, - воззрение, восходящее к
Симпликию. Оккам называет материю "формой телесности", приближаясь тем
самым к тому представлению о ней, которое сложилось в науке XVII-XVIII вв.
Аналогичный ход мысли можно встретить также у Жана Буридана, крупнейшего
представителя физики импетуса, в рамках которой формировались первоначально
и естественнонаучные воззрения Галилея.
В том же направлении, хотя и другим путем, шло формирование нового понятия
материи в рамках философии, в частности у Джордано Бруно. Как и Кузанец,
Бруно отождествляет античное понятие единого с бесконечным; соответственно
античное понятие материи, которая в отличие от единого понималась как
бесконечно делимое (беспредельное), в свете учения о совпадении
противоположностей получает у Бруно характеристику "неделимого". Правда,
Бруно различает материю "телесную" (здесь уместно вспомнить Оккама и
Буридана) и материю "бестелесную": первая делима, а неделимой является
только вторая. При этом Бруно апеллирует к неоплатоникам, которые тоже
различали чувственную и умопостигаемую материю. Однако у неоплатоников
умопостигаемая материя не характеризуется как неделимая: неделима у
неоплатоников, как и у Аристотеля, лишь форма. У Бруно материя как
неделимая "совпадает с действительностью" и, следовательно, "не отличается
от формы". В античности форма понималась как начало творческое, которое,
внедряясь в материю, создает, таким образом, все существующее, поскольку
оно оформлено. Бруно отклоняет такое понимание.
Здесь понятия античной (и по большей части средневековой) науки и философии
получают не просто иное, а прямо-таки противоположное прежнему содержание.
Согласно Аристотелю, материя стремится к форме как высшему началу. Бруно
возражает: "Если, как мы сказали, она (материя. - П.Г.) производит формы из
своего лона, а следовательно, имеет их в себе, то как можете вы утверждать,
что она к ним стремится?" Согласно Аристотелю, материя - начало
изменчивого, преходящего, временного, а форма - начало постоянства,
устойчивости. У Бруно все наоборот: cкорее форма должна страстно желать
материи, чтобы продолжаться.
Таким образом, в своем понимании материи как начала неизменного и
самотождественного Галилей имел непосредственных предшественников - ему не
нужно было для этого возвращаться к античности. Если в номинализме XIV в.
понятия материи и формы получают, так сказать, физическую интерпретацию, то
в XV-XVI вв. происходит еще и дополнительная трансформация этих понятий.
Для древнегреческого философа форма совершеннее материи, завершенное и
целое прекраснее и разумнее незавершенного и бесконечного, а неизменное
бытие выше изменчивого становления; у философа эпохи Возрождения
происходит, так сказать, реабилитация материи, беспредельности и
становления. В сущности, то преобразование, которое Бруно осуществил в
сфере философии, Пьеро делла Франческа и Леонардо да Винчи совершили в
искусстве. Галилей же в своей работе, с одной стороны, опирался на эти
преобразования, а с другой - открыл в сфере науки возможность углубить и
конкретизировать их.
Однако преодолеть трудности, возникающие в связи с необходимостью
отождествить - в предельном случае - математический объект с физическим
телом, Галилею все-таки не удалось, несмотря на его попытки пересмотреть
традиционное понятие материи. В этом отношении показательна полемика
Сальвиати с Симпличио в "Диалоге о двух системах мира". Доказывая, что
абсолютно круглый физический шар будет соприкасаться с абсолютно гладкой
физической поверхностью только в одной точке, потому что на этот счет
существует геометрическое доказательство, Галилей - Сальвиати встречает
возражение Симпличио, что это геометрическое заключение не может быть
распространено на материальный шар и материальную плоскость.
"...Несовершенство материи, - утверждает Симпличио, - является причиной
того, что вещи, взятые конкретно, не соответствуют вещам, рассматриваемым в
абстракции.
Сальвиати. Как не соответствуют? Наоборот, то, что Вы сами сейчас говорите,
доказывает, что они в точности соответствуют.
Симпличио. Каким образом?
Сальвиати. Не говорите ли Вы, что из-за несовершенства материи то тело,
которое должно бы быть совершенно сферичным, и та плоскость, которая должна
бы быть совершенно плоской, конкретно не оказываются такими, какими Вы их
представляете себе в абстракции?
Симпличио. Говорю.
Сальвиати. Значит, всякий раз, как Вы конкретно прикладываете материальную
сферу к материальной плоскости, Вы прикладываете несовершенную сферу к
несовершенной плоскости и говорите, что они соприкасаются не в
одной-единственной точке. А я Вам говорю, что и в абстракции нематериальная
сфера, которая является несовершенной сферой, может касаться
нематериальной, также несовершенной плоскости не одной точкой, а частью
поверхности. Так что то, что происходит конкретно, имеет место и в
абстракции... Итак, ошибки заключаются не в абстрактном, не в конкретном,
не в геометрии, не в физике, но в вычислителе, который не умеет правильно
вычислять. Поэтому, хотя у вас есть совершенные сфера и плоскость хотя бы и
материальные, не сомневайтесь, что они соприкасаются в одной точке".
Сказать, как это делает Галилей, что и геометрический шар и плоскость могут
быть несовершенными, - значит зачеркнуть самые предпосылки геометрической
науки, исходящей из того, что геометрическая сфера полностью соответствует
своему понятию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185