Потеряв всякие надежды на какой бы то ни было сур-
рогат свободной жизни, люди решились на самоубийст-
венную попытку найти эту свободу в пессимистическом
индивидуализме, в полном отказе от борьбы, от сопро-
тивления. Нравственное «совершенство», заключающееся
в отказе от счастья, в беспредельной противоестественной
уступчивости, в добровольной отдаче себя в распоряже-
ние первого попавшегося ближнего, было все-таки утвер-
ждением личной, «моей» силы,— пусть даже эта сила
только и проявляется в насилии над собственными страс-
тями.
Эта основная идея обладала чрезвычайно важными
особенностями, «счастливо» определившими ее двухтыся-
челетний успех и живучесть...
83
Если говорить о классовом лице такой этической си-
стемы, то нужно признать ее удивительную универсаль-
ность: этический максимализм, заключающийся в макси-
муме покорности и непротивления порабощенных — плоть
от плоти эксплуататорского общества, ничем лучшим за-
менен быть не мог. Такая этика оказалась очень живучей,
как привычка, как система нравственных традиций, как
закрепленная опытом нравственная логика. И ей обеспе-
чено было длительное существование вплоть... до проле-
тарской революции, положившей конец классовому об-
ществу. Несмотря на свое смирение, подчеркиваемое на
каждом шагу,— старая мораль насквозь индивидуалис-
тична. «Праведнику» нет никакого дела до коллектива,
общества, до ближнего. Если его ударить в правую щеку,
он подставляет левую, беспокоясь в этом случае только
о своем совершенстве, о своей заслуге. Его абсолютно не
интересует тот изувер, который колотит по щекам своих
«ближних». С таким же усердием «праведник» готов раз-
водить клеветников, ибо прямо рекомендуется: если вас
преследуют, «ижденут и рекут всяк зол глагол на вы лжу-
ще» («гонят вас и клевещут на вас».— Ред.),— вы не
только не должны огорчаться, или жаловаться, или бес-
покоиться, напротив, вы должны «радоваться и веселить-
ся», так как ваша личная «премия» — «мзда» от такого
несчастья значительно повышается — «много на небеси».
Разумеется, на практике немного находилось охотни-
ков совершать подобные подвиги, и дело совсем не в этом.
Существенным здесь является полное безразличие от-
дельной личности к интересам общества, решение мо-
рального вопроса в пределах узкого, индивидуального
устремления. Этическая норма находится, следователь-
но, в полном, безраздельном влиянии личности. Эта
личность привыкла не всегда подставлять щеку, пра-
вую или левую, но она крепко утвердилась в своем праве
на личное совершенствование, а отсюда уже пошли мно-
гие тенденции индивидуализма. Они еще живут даже в'
нашем обществе. Иногда это тенденция личного чванства,
одинокой слепой гордости своим «совершенством» без
всякой мысли об общественной пользе, иногда это личное
кокетство, эстетический припадок нравственного эгоизма,
для которого собственная слеза дороже общей радости.
Ревнивая, пропитанная личной нравственной жадно-
стью и самолюбованием, этика индивидуалиста на каж-
дом шагу отталкивает человека от общественных явле-
ний. «Не судите, да не судимы будете, ибо каким судом
84
судите, таким и вас будут судить». Это значит — не обра-
щайте внимания на все то, что вокруг вас происходит,
не ввязывайтесь в неприятности, руководствуйтесь пра-
вилом: «моя хата с краю». Полная непротивления по от-
ношению к другим, такая этическая норма не так много
требует и от самого субъекта совершенствования. Все со-
вершенствование заключается в пассивности, поэтому
одним из главных отличий этики сделалось универсаль-
ное положение: ничего ни при каком случае не нужно
требовать ни от других, ни от себя. «Грех» — поступок
неправильный, противоречащий даже прямым нормам
этики,— не такое страшное дело, всегда можно покаять-
ся, пережить новый припадок унижения и после этого
можно жить спокойно и даже рассчитывать на царствие
небесное...
Нельзя подсчитать, невозможно охватить взглядом
этот двухтысячелетний нравственный опыт человечества,
основанный на прямом утверждении: тяни как-нибудь
свою лякку, думай только о себе, не связывайся с непри-
ятностями, не требуй ничего ни от других, ни от себя,
а нагрешишь — всегда успеешь покаяться.
Подобная нравственная система была необходима для
того, чтобы классовое подавление, всеобщая и ничем не
сдерживаемая эксплуатация могли существовать с «чис-
той совестью», и с наибольшими успехами...
Коммунистическое поведение, коммунистическая нрав-
ственность, коммунистическое воспитание должны иметь
иные линии развития, совершенно новые формы и новую
терминологию. Линия раздела между «хорошим» и «дур-
ным» должна проходить у нас по абсолютно новым мес-
там. Христианская этика не интересовалась вопросами
труда и трудовой честности. «Посмотрите на птиц небес-
ных, они не сеют, не жнут, не собирают в житницы, а жи-
вут». У нас труд есть дело чести, дело доблести, герой-
ства. В нашем обществе труд является не только эконо-
мической категорией, но и категорией нравственной. То,
что считалось нормальным — нищенство, попрошайниче-
ство, беззаботность,— у нас должно считаться прямым
преступлением.
Логической осью нашего нравственного закона ни в
какой мере не может быть обособленный индивид, без-
различно относящийся к общественным явлениям. Наш
поступок должен измеряться только интересами коллек-
тива и коллективиста.
Поэтому даже одноименные добродетели, которые как
85
будто признавали прежде и признаем мы, в сущности,
совершенно различные явления.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140