«Убери тряпку». Потом
его могли «проветрить» в комсомольском бюро, но отка-
заться выполнить приказ было нельзя.
Т. 4. С. 236—237
В тех случаях, когда есть единое руководство, скорее
может быть и единый коллектив.
Я не буду дальше рассказывать вам о едином педаго-
гическом коллективе, потому что это увело бы нас очень
далеко от темы нашей сегодняшней беседы, но это важ-
нейшее условие правильной воспитательной работы в
школе.
Вторым важным условием я считаю единый коллектив
учеников школы. Я уже писал в «Правде» о том, что у
нас нет школьного коллектива, а есть классный коллек-
201
тив. Школьный коллектив как-то не создается. Ученики
старших классов не знают учеников младших классов.
А если и знают, то относятся к этому так: я ученик X
класса, я выделен пионервожатым в V класс, и я знаю,
что делается в моем V классе.
Это, товарищи, совсем не то. Это не единый школьный
коллектив. Школа все-таки разбита на несколько коллек-
тивов, и каждый коллектив живет отдельно. Девятый
класс знает только себя. Может быть, знает другие девя-
тые классы, но не больше.
Я не представляю себе такой работы. Я не сумел бы
работать, если бы у меня не было единого школьного кол-
лектива.
Я не имею права что-нибудь рекомендовать вам, по-
тому что я был в других условиях, может быть, в лучших,
чем вы. У меня был коллектив, который не только учился
в школе, но и жил здесь же и работал на заводе же. Все
всегда были вместе.
Т. 4. С. 295
Я могу вызвать к себе самых отчаянных «дезорганиза-
торов», как у вас говорят, и сказать:
— Завтра ставлю вопрос на общем собрании.
— Антон Семенович, что угодно, как угодно накажи-
те, только не ставьте вопрос на общем собрании.
А почему боялись общего собрания? Нужно выйти на
середину комнаты, стать и отвечать на все стороны. Толь-
ко и всего. Это не позор, а ответственность перед коллек-
тивом.
Организация и воспитание чувства ответственности
перед коллективом — это дается трудно, но зато, когда
дается,— это очень сильное средство.
При этом разрешается проклятый наболевший вопрос,
о котором мы толкуем в наших школах,— не выдавать
товарища. Это солидарность, обращенная обратной сто-
роной к педагогу. Солидарность несоветская.
И она не может быть уничтожена, если нет общест-
венного мнения единого школьного коллектива, созданно-
го единым педагогическим коллективом.
Никогда не исчезнет это «геройство» — не выдавать
товарища, если не будет общественного мнения. Я доста-
точно времени помучился над этим вопросом. И я увидел,
как в правильно организованном, воспитанном коллекти-
ве без моих усилий, без педагогической инструментовки,
без каких-то особых методов выросла и укрепилась тра-
202
диция: никто никогда не приходил ко мне тихонько и не
говорил шепотом: «Антон Семенович, я вам что-то ска-
жу». Каждый знал, что, если он это сделает, я его с лест-
ницы спущу.
Никаких разговоров на ухо. Вечером на общем собра-
нии кто-нибудь поднимается и говорит: «Произошло то-
то и то-то».
И никто никакой обиды на своего товарища не имел
за то, что он поднял тот или иной вопрос на общем соб-
рании.
Очень часто говорили так: «Такой-то — мой лучший
друг, и тем не менее я заявляю протест в связи с его не-
достойным поведением».
Никому из товарищей и в голову не приходило обви-
нять человека, который так прямо и открыто выступал.
Но поведение его не пахнет и героизмом, он делает обыч-
ное дело—на общем собрании призывает к ответствен-
ности своего товарища.
И тогда исчезает отрицательное движение коллектива,
когда коллектив становится к педагогам спиной и делает
что-то, чего педагоги не видят.
В педагогической литературе не разработан самый
важный вопрос: какие формы коллектива должны дейст-
вовать? Почему-то ученые-педагоги считают, что форма
не имеет значения.
Я с этим не согласен. Форма имеет очень большое зна-
чение. У нас, например, был такой порядок. Если коман-
дир скажет мне что-нибудь о своем товарище в присутст-
вии других товарищей, я могу ему не поверить, другой
может сказать, что это неправда, что дело было не так,
я могу вызвать свидетелей, допрашивать, расследовать
и т. д.
Но если этот же командир говорит то же самое вече-
ром, во время рапортов, когда все стояли смирно и когда
я тоже стою смирно, когда все друг другу салютуют, я
его не проверяю, я ему верю.
Такой был у нас закон: рапорт не проверяется. Ребя-
та говорили, что в рапорте командир соврать не может.
Торжественная обстановка. Ты рапортуешь. Соврать
может только последний мерзавец, последний негодяй.
И мы отнеслись к этому делу так: лучше рискнем и не
проверим рапорт, чем допустим, что у нас есть такой не-
годяй. Если он есть, он сам потом проявит себя.
Следующий закон, который почему-то не использует-
ся в школе.
203
У нас каждый коммунар, только пробыв некоторое
время в коллективе, становился настоящим членом этою
коллектива, получал значок ФД — Феликс Дзержинский,
и с тех пор, как он получал этот значок, ему обязаны бы-
ли верить на слово, если слово касалось его лично. Если
говорил: я там не был, считалось неприличным проверять.
Доверие — это первое право.
Правда, в некоторых случаях доверия не оправдыва-
ли, обманывали. Тогда мы поднимали настоящий скан-
дал. Товарищи требовали исключения из коммуны за на-
рушение доверия. Это преступление считалось более важ-
ным, более сильным, чем воровство, чем невыход на рабо-
ту. Твоему слову верят, поэтому ты соврать не можешь.
Это закон.
Это тоже, товарищи, инструментовка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140