Ц т. е., конечно, не брошюра Дюбуа Реймона, а са
мый Гёте»[212].
Но причем тут Гёте? Ц может спросить читатель. При том, что именно Гёте, на
писавший 13 томов по естествознанию (столько насчитывает Большое Веймаро
вское издание Гёте), задал нетрадиционное, идущее поперек традиции, пони
мание и отношение к природе, как живому явлению, познание которого неотд
елимо от ее переживания и участия в жизни природы. Известна знаменитая ф
ормула Гёте Ц «Видеть вещи, как они есть». Традиционная теория, считает Г
ёте, страдает от «чрезмерной поспешности нетерпеливого рассудка, котор
ый охотно хотел бы избавиться от явлений и поэтому подсовывает на их мес
то образы, понятия, часто одни слова… Самое высокое было бы понять, что все
фактическое есть уже теория: синева неба раскрывает нам основной закон
хроматики. Не нужно ничего искать за феноменами. Они сами составляют уче
ние»[213]. В другом месте Гёте поясняет свой подход к изучению природы: «Мое м
ышление не отделяется от предметов, элементы предметов созерцания вход
ят в него и внутреннейшим образом проникаются им, так что само мое созерц
ание является мышлением, а мышление созерцанием»[214].
Стоит, конечно, заметить, что подход Гёте нельзя понимать упрощенно, как о
тказ вообще от понятий и теоретических объяснений, смысл его в другом Ц
в совместном движении в плоскости понятий (ноуменов) и феноменов, в посто
янном слежении, чтобы понятия строились по логике «исчерпания» и выраже
ния феноменов, а не теоретического насилования их. Может быть даже, более
точно этот подход можно назвать «доктриной художественно ориентирован
ного познания». Ее суть в том, что в таком познании создается не просто зна
ние об объекте, а «знание-произведение», вводящее исследователя в реаль
ность, где есть место самому познающему как человеку , н
апример, Гёте как художнику. Такое познание отчасти Ц наука, отчасти Ц и
скусство, отчасти Ц эзотерическое дело.
Основываясь на гетевских представлениях, Павел Флоренский где-то в сере
дине 1910-х гг. формулирует собственный подход, получивший название «симво
лизма». Суть его проста: за явлениями и вещами нужно увидеть жизнь «ноуме
на», явление не существует без ноумена, а последний без явления; в этом смы
сле явление нужно понять как символ ноумена. «Всю свою жизнь, Ц пишет Пав
ел Флоренский, Ц я думал, в сущности, об одном: об отношении явления к ноум
ену, об обнаружении ноумена в феноменах, о его выявлении, о его воплощении
… тайна мира символами не закрывается, а именно раскрывается в своей под
линности как тайна» [215]. Согласитесь, Павел понимает здесь позн
ание именно как такое, которое создает мир для него самого, т. е. как художе
ственно ориентированное.
Кстати, символическое отношение к действительности у Флоренского в зна
чительной мере было обусловлено его отношением к природе и искусству; с
самого детства они им переживались не как безразличное и условное, а как
подлинная, волнующая, даже экстатическая реальность. При психической и н
ервной крепости, вспоминает Флоренский, «я все же был всегда впечатляем
до самозабвения, всегда был упоен цветами, запахами, звуками и, главное Ц
формами, и соотношениями их, так что не выходил из состояния экстаза»[216].
Однако, думаю, что к такому пониманию действительности Павел Флоренский
пришел не сразу (не стоит принимать на веру его выражения «всю свою жизнь
я думал…» или «я тогда-то и усвоил…»), и хотя он в юности не расставался с Гё
те, в те годы Павел не мог помыслить тонкие различия и единство феномена и
ноумена, проявляемые в символизме. Все это пришло значительно позднее, к
огда он стал сознательно выстраивать свою систему взглядов. Но что, дейс
твительно, было в те и последующие годы, так это все более остро ощущаемое
противоречие между естественно-научным мировоззрением и реальн
ым отношением Павла к природе и жизни, между культивируемой отцом семейн
ой замкнутостью и реальной жизнью вокруг, а также той же
историей и культурой. Живое, экстатическое отношение
к природе и погружение в богатство истории и культуры человечества ника
к не укладывались в сознании Павла в естественно-научную картину мира с
ее жесткими единообразными законами. Чувство любви и уважения к человек
у, погружение в историю и культуру не соответствовали семейной изоляции
от общества. Терпимость и плюрализм отцовского мировоззрения, и Павел эт
о чувствовал, не отвечали общей тенденции того времени участвовать в соц
иальных преобразованиях, тенденции, основанной на том же самом естестве
нно-научном мировоззрении и связанных с ним идеях социальной инженерии.

Природа воспринималась Павлом Флоренским двояко и противоречиво: с одн
ой стороны, в плане естественно-научного мировоззрения как физическая р
еальность, мумифицированная с помощью вечных законов природы, с другой
Ц как живое существо и гуманитарная реальность. И социальная жизнь выгл
ядела противоречивой: отец видел ее в семье, а за окном она переливалась в
семи красками и уходила в бесконечность, если не в вечность. Возможно поэ
тому, несмотря на царившую в семье любовь, все чувствовали себя одиноким
и («Я начал говорить, Ц замечает Павел, Ц о своем одиночестве, но, на разн
ые лады, все были одинокими»[217]. И вот когда Павел стал подрастать и задумыв
аться над смыслом своей жизни, он почувствовал, что уже не может совмещат
ь эти два понимания жизни, что в нем как бы против его воли вырастает новая
реальность. Почему она была осознана в религиозном ключе?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143